. Все стали на своих местах, в ограде. Не прошло и 10 минут, как повалили в ограду студенты. Вперед они внесли корзинку, весьма красивую, цветов. Разбросали по могиле кругом памятника. Видимо, между ними были распорядители, которые, наконец, остановили вход в ограду. Но зато, желавшие попасть на могилу, начали перелезать чрез ограду. А на ограде повис народ — мужики, мальчишки — смотрят. Народ, само собою, разумеется пришел за войском, не было бы этого действия полиции, никому и в голову не пришло бы зевать, кроме ближайших огородников и кладбищенских жителей. Войска привлекли любопытных. Я забыл сказать, что еще прежде, когда мало еще съехалось даже и профессуры, приехал Сеченский
[281] и еще человек пять полицмейстеров что-ли, или частных, в белых касках, вырос и квартальный. Войдя в ограду, на могилу, Сеченский держал речь, что он явился сюда по приказанию Павла Алексеевича Тучкова
[282], посмотреть, что будет, что Тучкову не угодно, чтоб здесь говорились речи, что, впрочем, он, Сеченский, так распорядился, чтоб не опаганить или что-то в этом роде, могилу Грановского присутствием полиции. В толпе студентов, стоявшей у памятника, наконец, кто-то стал читать. Содержание читаемого, сколько я расслышал, стоявши тут же, заключалось в похвале Грановскому, в воспоминаниях о его высоконравственном влиянии на молодежь. Чему был приведен и пример: как одного чиновника из студентов сберегла от падения, т. е. взяточничества одна только память о Грановском, память о его нравственном значении, т. е. вообще показано, как добрые его начала даже до сих пор действуют на душу молодежи. Мы собрались сюда не случайно, господа, не раз было повторено, мы собрались сюда воздать, принести на эту могилу наше чувство глубокого уважения, признательной памяти. Ни слова, ни намека не было сказано о текущих событиях и отношениях к университету. Чтец замолчал, толпа стояла по-прежнему — все без шапок, мы только были в шапках и позволяли себе курить, хохотать, чего студенты не делали. На некоторых лицах во время чтений действительно выражались те чувства, которые заявлялись. Навертывались даже у иных слезы. На скамейке за памятником стояла Александра Владимировна Щепкина
[283] и слушала чтение, оставалось в ограде и еще несколько дам, которые потом вышли. Толпа стояла. Я спросил одного студента: будут еще читать? Говорит: не знаю. Я вышел из ограды покурить. Является какой-то пьяный господин вроде отставных поручиков, назвавший себя, впрочем, также студентом и начинает спич. Вы, господа, собрались на могилу великого мужа, который знаменит был своим либеральным направлением. Либеральные идеи приносят плоды, все больше и больше распространяются. Многие было двинулись к нему, но сейчас же убедились, что это пьяное слово. Студенты сейчас закричали: господа, отойдите, не слушайте. Многие шикнули и заметили оратору — что вас де ошикали, следовательно, должно замолчать. Наконец, Кетчер взял его под руку и отвел. Весьма немудрено, что это был подставной огонь для скоропаления и воспаления толпы — говорить речи. Толпа устояла от соблазна.