Биографические надписи персидских сановников, бывших свидетелями установления в Египте персидского господства (XXVII династия), в один голос говорят о лояльности и уважении завоевателей к египетской аристократии>{132}. Следуя политике своего предшественника, Камбиз II старался укрепить персидское господство, опираясь на местную аристократию. При этом он безжалостно подавлял все сепаратистские движения, то и дело возникавшие в завоеванных странах, и прежде всего в самом Египте. Как и в Вавилонии, центрами этих движений в Египте были храмы с их независимым экономическим положением и сильным идейным влиянием. Так же как некогда Кир II в Вавилонии, Камбиз II с первых своих шагов в Египте стремился ограничить влияние жречества. Эта политика сопровождалась конфискацией храмовых хозяйств.
Завоеванием Египта завершился процесс объединения государств Ближнего Востока под властью персов. Победам персов благоприятствовало не только их военное превосходство, но и стремление к универсализму, проявлявшееся на Ближнем Востоке уже в начале I тысячелетия до н. э., особенно со времен Ассирийской державы. Почти в каждом крупном городском центре бок о бок жили представители различных этнических групп. В Сузах, например, рядом с эламитами находились достаточно многочисленные группы персов, вавилонян, иудеев и пр. Аналогичная ситуация существовала в городах Вавилонии, Ассирии, Египта, где наряду с местным населением жили арамеи, халдеи, финикийцы, представители различных иранских племен. Всех объединял получавший все большее распространение арамейский язык.
Пришлое население чаще всего вступало в родственные отношения с местными жителями, беря себе местные имена или давая свои имена тем, с кем породнились. Так же охотно воспринимались чужие культы и обычаи. Все это было на руку персам, а может быть, являлось основой их политики.
В тот период, когда персидские цари приступили к «завоеванию мира», Ближний Восток с точки зрения социально-экономического развития представлял собой единый организм, отдельные части которого дополняли друг друга и находились во взаимной зависимости. Дело в том, что в середине VI в. до н. э. на Ближнем Востоке прекратил свое действие фактор, на протяжении многих тысячелетий разделявший народы. Этим фактором был неравномерный темп развития. Сложилась ситуация, резко отличавшаяся от ситуации конца X в. до н. э., когда начала складываться Новоассирийская держава. В период ее складывания общества Ближнего Востока находились на различных уровнях экономического и политического развития, разнились по языку, и только насилие, принуждение объединяло их в единый организм. Логическим следствием политики новоассирийских царей было стремление к унификации, которое прямым путем вело к персидскому универсализму. Было бы, однако, ошибкой полагать, будто сглаживание различий в социально-экономическом развитии автоматически снимает все противоречия, столь характерные для всего древнего периода истории. Унификация жизни большинства народов Ближнего Востока привела к тому, что при благоприятных условиях каждый из них мог взять на себя роль вожака, лидера. Эти тенденции особенно четко проявились после завоевания Египта, когда чрезвычайно углубился конфликт двух противоположных тенденций — стремления к укреплению единовластия, с одной стороны, и желания персидской родовой аристократии расширить свои привилегии — с другой.