Нам предстоит поискать «анахау», чтобы соорудить себе убежище. Мы находим их поздно на одном из болотистых откосов. У нас нет выбора, и мы вынуждены расположиться здесь на ночлег, настлав несколько слоев папоротника на покрытый грязью грунт. Оказывается, нет больше спичек. Нельзя развести огонь и переварить мясо, чтобы оно не испортилось. Уже сейчас оно припахивает, но мы все равно едим его. Мы лежим так в темноте и сырости, вдыхая запах влажной растительности и прислушиваясь к гомону тянущих свою ночную песню лягушек. Впервые нас охватывает чувство отчаяния.
Утром, едва мы успеваем пройти не больше полукилометра, начинается дождь. Сильный, жестокий дождь, размывающий почву на склоне у нас под ногами и обдающий нас потоками воды. Я настолько исхудал, что с меня спадают брюки; наступаю на промокшие манжеты, спотыкаюсь и падаю. Какое странное зрелище мы представляем: шатающиеся, падающие то на спину, то лицом в грязь, изможденные, с ввалившимися глазами. Волосы и одежда Селии забрызганы грязью: ее маленький рот застыл в безмолвной решимости, а под глазами появились большие темные круги. Мединг идет, словно слепая, пристально глядя в одну точку, падая на колени, автоматически приподнимая своего младенца. Нанай, упав, не желает больше подниматься. Мы тащим ее за собой, понимая, что обходимся с нею жестоко, отказываясь остановиться ради нее, не разрешая ей спокойно лечь и умереть.
Так спускаемся мы по каменистому склону, то и дело спотыкаясь и падая, и вдруг выходим к реке, которая с ревом катит через валуны свои воды к востоку, чтобы там быстротечными протоками влиться в море. Мы ковыляем вдоль каменистого берега, тузим друг друга и радостно смеемся: «Видал? Видал?». Затем пересекаем реку, останавливаясь посередине, чтобы дать ей, дружественной нам реке, возможность смыть грязь с наших ног.
Однако куда же нам идти дальше?
Вдоль реки, по ту ее сторону, насколько хватает глаз высится обрывистый утес. Ничего не поделаешь, приходится взбираться на него. На это уходит несколько часов и весь остаток сил. У каждого древесного корня, торчащего из утеса, мы останавливаемся. Последние сто футов приходится взбираться по отвесной стене. Издали, снизу, доносится глухой рокот реки. Мы начинаем карабкаться по стене, цепляясь за мелкие корни, которые то и дело отрываются. Падение отсюда было бы смертельным. Кровоточащими руками мы втаскиваем друг друга наверх и, тяжело дыша, валимся там плашмя на живот.
В ста ярдах от этого места видна тропа. Тропа в чаще лесов. Куда же ведет она? И что подстерегает нас на этой тропе в лесу? Широкая и хорошо протоптанная, она простирается в полном безмолвии, оставляя нас в неведении. Быть может, она ведет к нашим товарищам, но возможно также, что ее захватил враг, который преследует нас всех. Однако мы слишком слабы, чтобы обсуждать все возможности и альтернативы. Мы идем по ней влево, к северу.