– Что с нами будет? – после небольшой паузы спросил Шмульке.
– Ничего. Я дал вам слово и я его сдержу. Сегодня вас отвезут в лагерь, где содержались наши пленные, и там закроют вместе с остальными. Потом можете сказать, что вас и здесь держали взаперти, если ваши люди не проболтаются, что помогали нам. Вы как, уверены в своих подчинённых?
– Я переговорю с ними. Так то я в них уверен, но есть двое, которые точно не смолчат. Они наци и расскажут всё как было, – он вздохнул.
– Это не проблема. Просто укажите нам на них и вы их больше не увидите. А теперь прощайте, Ганс. Желаю вам выжить в этой войне. И запомните, в тот день, когда вы услышите из уст Геббельса о вундерваффе и о том, что всё решится за пять минут до полуночи, знайте, Германия войну проиграла. А теперь идите и переговорите со своими людьми, – я повернулся и пошёл на выход, оставив позади стоящего в глубокой задумчивости фельдфебеля.
Проходя мимо санитарного автомобиля увидел картину, от которой можно было умилиться. На скамеечке в тени машины сидели, чуть слышно о чем-то переговариваясь, Домнин и Вейдель, а на руках у Натальи мирно посапывала Оксана. Прямо семейная идиллия. Мешать не стал и тихо прошёл мимо.
Вот всё-таки не военный я человек и ничего с этим не поделаешь. Нет, я смогу командовать, если будет человек десять, но когда почти полторы тысячи, это точно не по мне. И хорошо ещё помощники толковые подобрались. План операции по захвату либо уничтожению вражеской техники, находящейся на платформах на ответвлении железнодорожного пути, был разработан в кратчайшие сроки. Профессиональные военные расписали график и порядок движения, район сосредоточения и тыловое прикрытие. Всё это было подробно изложено в письменном виде и подшито в журнал боевых действий. Ну и мне на подпись предоставлено, куда же без этого. Я когда увидел этот гросс-бух с выполненной каллиграфическим почерком надписью "Журнал боевых действий отряда специального назначения "Шершень"", то едва не выпал в осадок. Вот так без меня меня женили. В штабе, кстати, теперь и писарь свой имелся.
Ближе к вечеру немцев, во главе с Шмульке, увезли в лагерь. Двоих, на которых он указал, отвели за ангары и там расстреляли. Народ ужинал, проверял оружие, дозаправлял технику и готовился к раннему подъёму. Выходить решили в 4 часа утра, чтобы на рассвете нанести удар по противнику.
До места добрались без приключений, никого не встретив по дороге. Рано ещё, фрицы в это время ещё почивать изволят. На всякий случай развернули батарею самоходных миномётов. Если к немцам откуда-нибуть придёт подкрепление, то нам будет чем их встретить. Эффект неожиданности сыграл свою роль. Может часовые и удивились раннему визиту небольшой колонны, состоящей из трёх грузовиков в сопровождении броневика и двух танков PzII, но ничего поделать не успели. Из грузовиков посыпались злые русские в странной камуфляжной форме, а танки с броневиком открыли ураганный огонь из 20мм автоматических пушек и пулемётов по караулке, в которой мирно спала отдыхающая смена. Одновременно с двух сторон вдоль насыпи, ломая редкие кустарники, вывалились русские танки в сопровождении пехоты и, поливая разбегающихся немцев огнём пулемётов, двинулись вдоль составов. Со стороны отдельно стоящих вагонов ударил пулемёт и сразу несколько бойцов упали на щебень. Идущий с этой стороны Т-28ой довернул башню и его пушка, коротко рявкнув, послала снаряд точно в сложенную из мешков с землёй огневую точку. Взрыв разметал пулемётный расчёт. А дальше произошло странное. Немцы, что довольно уверенно заняли свои позиции под вагонами и за такими вот импровизированными редутами, вдруг в панике бросились бежать в разные стороны. Уйти удалось единицам, все остальные полегли под огнём пулемётов. Это что такое в тех вагонах, что вызывает такие эмоции?