Первым в тобольское заточение был отправлен угличский колокол за «мятежный» набат 15 мая 1591 года по случаю трагической смерти царевича Дмитрия, послуживший сигналом к народному восстанию. Двадцатипудовый смутьян был сдан приказной избе и записан в статейный список «первым ссыльным колоколом». И только три столетия спустя вернулся он на Волгу, где храним угличанами и поныне. В музее на иртышском берегу осталась миниатюрная копия колокола из папье-маше как напоминание о том, что на шестом году своего существования Тобольск стал центром сибирской ссылки.
Какой еще город России видел столько печальных процессий, когда изгнанников вели в здешнюю тюрьму? Пугачевцы и польские повстанцы, декабристы и петрашевцы, народовольцы и социал-демократы — все они прошли через Тобольск. В казематах ссыльного замка побывали Радищев, Чернышевский, Михайлов.
Потомки вольнолюбивых новгородцев и волжан, вологодцев и москвичей, тобольчане не скрывали своих симпатий к невольникам. Можно представить, какую панику в официальных кругах столицы вызвал восторженный прием выдающегося революционного деятеля шестидесятых годов Михайлова. Сосланный на каторгу в Забайкалье за воззвание «К молодому поколению», он был доставлен в тобольскую пересыльную тюрьму новогодней ночью. Его встречали как национального героя. Горожане заставили полицию и тюремное начальство нарушить все правила содержания важных «государственных преступников». Камера Михайлова не запиралась. Посетители приходили к поэту в любое время. В честь революционера был дан бал. Когда он прибыл из камеры на торжественный прием, в зале сняли портрет царя, а взамен повесили портреты Герцена и Огарева и рядом кандалы чествуемого «государственного преступника». Как свидетельствует польский ссыльный Адольф Янковский, бал получился великолепным. В конце концов оковы Михайлова разобрали по кусочкам, а их обладателю были вручены золотые.
В Тобольске содержался и последний из российских императоров, повергнутый революцией. Однако Николай Романов не удостоился чести ступить на священные камни Красной площади. Лишь стены старого наместнического дома остались немыми свидетелями конца «русской Вандеи» — контрреволюционного гнезда, свитого вокруг царской семьи.
Покинув кремль, ощущаешь нетленность прошлого — далекого и близкого. Право же, кажутся вечными камни, на которых время высекло заметные морщины. Единственным соперником этих поистине драгоценных кремлевских камней остается гранит и мрамор неповторимого памятника волжскому атаману. Ради того чтобы увидеть обелиск Ермаку, стремились и стремятся сюда люди.