— Плохо понымау, — сказал он из темноты, — говора нэ быстра.
— Собака ты! — крикнул в сердцах Виктор. — Скотина последняя! Я тебя как человека прошу, мы же друзьями были — скажи, где Паула?
— Нэ знау, — сокрушенно ответил Базил. — Нэ выжу, нэ слышу. Тэмноа. Глубокоа. Бэдны, стары, болны, паула. Обыдыла.
Последние слова Базил произнес даже с удовольствием, видно, ему очень нравилась его роль, а этого-то Виктор никак не мог выдержать. Он оставил Базила, бросился к костру, схватил пылающую ветку, нет, все равно темно будет, бросил, заорал во все горло:
— Хозяин! Где Хозяин?
Тот появился сразу же, будто только и ждал, когда его позовут.
— Значит, говоришь, нет здесь людей?
— Нэту, нэту, ныкого нэту, — затараторил старик.
— Э-э, что с тобой говорить. Темно. Света, Хозяин!
— Спат нада. Свэта нэ нада. Устала.
Он сделал быстрое движение рукой, пытаясь спрятать что-то под шкуру. Фонарик! Но Виктор его опередил.
— Врешь! Вот он! — выхватил у него фонарик, обернулся в темноту.
— Ну, где ты, Базил?
Луч высветил на стене большую фотографию, изрядно подпорченную (три пеула на огромной слоноподобной туше), чиркнул по обнаженному лоснящемуся телу (какой-то охотник флегматично натирался светящейся мазью перед темной охотой), пробежал по ряду кошмарных синих рож и наконец уперся в Базила.
— А-а-а! — закричал Виктор.
Базил сидел в своем любимом кресле под горностая. Он закрывал лицо ладонью и, щурясь, смотрел на Виктора с прежним благожелательным выражением.
Лавируя между телами, Виктор подбежал к нему.
— Ну, все? — сказал он, хрипло дыша, как после долгого бега. — Поигрались?
— Нэ понымау, — широко ухмыльнулся Базил.
— Но я же узнал тебя, узнал! Что тебе еще надо?
— Бэдны, стары, болны паула, — умильно подняв колбаски бровей, нараспев произнес Базил полюбившиеся слова. — Папа лудуа мама паула. Помэсэнэ.
— Но ты же врешь, врешь! Мне-то зачем? Что я тебе-то плохого сделал?
— Нэ знау, — чуть удивленно ответил тот, но по лицу его было видно, что хотел он сказать совершенно другое, мол, чего ты, парень, брось, не принимай так близко к сердцу, мне и самому немного не по себе, а если правду, так и очень не по себе, давай лучше о чем-нибудь другом поговорим.
— Не знаешь. Ну хорошо, я… не остался с вами но ведь, Базильчик, миленький, ведь ничего бы не изменилось! Уходить надо было отсюда, уходить!
Толстяк молчал. По лицу его еще блуждала доброжелательная улыбка, но глаза растерянно моргали.
— Нэ понымау, — тихо сказал он.
— Чего ты не понимаешь, чего?
Базил совсем уже растерянно оглянулся.
— A-а, я понял! — Виктор хлопнул себя по лбу. — Ну да, конечно, ведь ты не можешь быть здесь один, здесь еще кто-то, и жена твоя и… и еще кто-нибудь, ну конечно, конечно, ты их просто боишься!