Я поднялся с директорского кресла и остался стоять. Что за бред, подумал я! Даже если мы с Шефом вели себя как последние недоумки, то куда смотрела курия? Итак, Шеф засылает меня не глядя, неважно— сам или по просьбе. Бидо возникает из тьмы и входит в контакт со мной. И все благополучно забывают свериться с реестром номерных квадратов! Ну, пусть я обычно беру дело без расспросов, пусть Шеф, утомленный после секретарши, забыл посмотреть карту. Но чтоб курия совалась туда, где ей делать нечего?! А если они решили, что могут здесь поживиться, то мне ни к чему торчать между двумя дорожными катками. В конце концов, мое начальство велит оперативно уносить ноги. Можно намекнуть старине Бидо, что мы моемся чужим мылом, и пора тихо оставить этот гостеприимный уголок, пока нами не занялись костоломы посерьезнее его гвардейцев. Но если Бидо знает, на что идет, и сочтет меня дезертиром, то вправе будет поступать по законам военного времени. Одному выбираться легче, решил я, к тому же я его сюда не звал.
Я снова опустился в кресло. При мысли, что надо красться мимо комнаты, где затаился Бидо, пробираться сквозь двор и кордон, возникали разнообразные «но», неуверенность мешала действовать.
Обидно было уезжать, ни в чем не разобравшись. Я оказался в постыдной роли человека, которого крепко взяли за нос и водили по комнатам со словами: «Хотите на дурака посмотреть?», — а потом крепко дали под зад. Да провались они в самую глубокую и зловонную дыру, зачем мне лезть в их делишки, если нет состава преступления? А если есть — тем более! Я не идеалист. В наше время быть идеалистом не только глупо, но и опасно. Мне бы только добраться до своей конторы и взять тихое дело с пальбой, поножовщиной, заурядным насилием, не прикрытым бронированным щитом правительственных организаций или организованной преступности.
Наконец я выбрался из-за стола и пошел к двери, но тут в кабинет вошел сам директор Юрайда.
* * *
— Не хотелось оставлять у вас превратное мнение о нашей работе, — сказал директор.
Я плюхнулся в кресло перед столом, озабоченно глянув на часы, мол, все это мне до груши, и вообще мне пора…
Директор тактично улыбнулся. Улыбку можно было расценивать как поощрение моей игре либо как насмешку над моими ужимками. А может, и так и этак. Плевать, игра пока его!
Он сгреб со стола оставшиеся бумаги в ящик, минуту молча сидел, затем сильно потер нос, извинился и вывалил бумаги обратно, перебирая их по одной. Я без интереса следил за его манипуляциями, переводя взгляд с бумаг на лицо, с лица на телефон… Жаль, что я не спросил у Шефа, как им удалось забрать Джеджера. Быстро они его заполучили, без волокиты с оформлением, это странно, я знаю тех ребят, им сам президент скомандует, и то неделю будут тянуть.