Пояснения к тексту. Лекции по зарубежной литературе (Резник) - страница 51

Другое дело — Восток. Учитель — духовный отец, гуру, ученик живет у него в доме, учительство и ученичество длятся всю жизнь. Ученик — ученик, пока жив учитель. Это копия, имитация учителя. Учитель — абсолютный авторитет, копируемый учеником. Следствие — патриархальность и ригидность такого общества при всех его преимуществах. И мобильность, подвижность, самостоятельность западного при всех его недостатках.

В Касталии очевидно восточный метод обучения, при котором Учитель абсолютный авторитет, и непонятно, что труднее — быть учителем или учеником. Но потому-то, когда подросток Тито Дезиньори, бросившийся в ледяную воду горного озера, задорно приглашает пятидесятилетнего и уставшего с дороги Учителя поплавать с ним, Учитель не может не принять вызов. Так дав первый и последний урок ученику, с высоким достоинством погибает бывший Магистр Игры Иозеф Кнехт.

Палимпсесты Хорхе Луиса Борхеса (1899–1986)

Позволим себе только несколько слов о биографии, ибо таковая в этом случае очень мало что предопределяет вопреки уверениям сочувствующих «венской делегации». Отец писателя, англичанин, человек весьма образованный, писавший намеренно старомодные романы (сын, как увидим, сознательно оттолкнется от опыта отца и примется писать вещи, ни на что не похожие, впрочем, пишет он ни на что не похожие вещи, конечно, не из-за отца, это, так сказать, сопутствующее обстоятельство). К тому же, батюшка свои романы не печатал. В роду у отца была наследственная слепота в шести поколениях. Мать, креолка с португальскими корнями, отличилась твердостью характера, преданностью сначала слепому мужу, а последние двадцать лет слепому сыну, которому до девяноста лет была поводырем. В отличие от отца она не писала романов, зато их переводила.

Наследственно страдавший слабым зрением Борхес, ослеп почти совсем после того, как, поднимаясь по лестнице, ударился на лестничной площадке лицом о раму растворенного окна. Операции, три недели в больнице. К тому времени, когда он в середине шестидесятых окончательно ослеп, сделался директором Национальной библиотеки. Этому событию посвящены трагические стихи из сборника «Создатель», которые называются «О дарах»:

Укором и слезой не опорочу
Тот высший смысл и тот сарказм глубокий,
С каким неподражаемые боги
Доверили мне книги вместе с ночью,
Отдав библиотеку во владенье
Глазам, что в силах выхватить порою
Из всех книгохранилищ сновиденья
Лишь бред строки, уступленной зарею
Труду и пылу…
(пер. Б. Дубина)

Кстати, поскольку в большинстве случаев сюжеты у его рассказов — всякие истории, извлеченные им из книг, частенько борхесовский текст начинается словами: «У N… написано, что…» Его называли «писатель-библиотекарь». В тридцать пять лет «писатель-библиотекарь» пытался покончить с собой. Он вел очень тоскливый образ жизни, работая за ничтожную плату в библиотеке на краю города. Свою работу выполнял за час, после чего уходил от тупых и гогочущих над мерзкими шутками товарищей куда-то в подвал писать, и писал оставшиеся семь часов. Однажды один сотрудник в одном аргентинском энциклопедическом словаре увидел имя Борхеса и удивился совпадению имени и года рождения. Ездил в трамвае, а то и ходил пешком из-за безденежья. Работал сторожем. На этот счет есть воспоминания самого Борхеса.