— Человек, гета, строиться решил, — затянувшись цигаркой, вернулся к прежней теме бригадир. — А ты: «Посиди, посиди…» Видали, как сын, гета, в батьку впился — как пиявка какая…
— Ты зачем это, малец, вербу спилил? — послышалось рядом.
Никто не заметил, как подошел Холоденок. А может, другие и заметили, и только я, заглядевшись на Демидьковы руки, проворонил.
— Как это — зачем? — переспросил Гатила и бросил топор под ноги. — На дрова, дядька.
— А, на дрова. А я думал — на люльку, — не унимался Холоденок.
— На какую, дядька, люльку?
— Как на какую? — в свою очередь, переспросил Холоденок и растопыренными пальцами, будто расческой, провел сверху вниз по черной своей и длинной бороде. — Настачка же сына рожает.
Гатила покраснел и без надобности начал отламывать с вербы ветку, выкручивать ее, но она все равно не ломалась.
— А не собирай ты, дядька, чепуху всякую, — разозлился он. — При чем тут ваша Настачка?
— Как это при чем? И ты же туда, говорят, бегал. Так, может, это твой сын рождается.
— Нет, это минер рождается, — довольный, широко, во весь рот (как раз вот так зевают), засмеялся Клецка.
Холоденок внимательно посмотрел на него:
— Кто его знает, какой там минер. Оно у нас и свои минеры тоже неплохие есть.
Потом Холоденок как-то долго вглядывался в Клецок, с отца переводил взгляд на сына, затем — с сына на отца и, наконец, улыбнувшись одними глазами, сказал бригадиру:
— Посмотри-ка ты, Демидька, сюда. Вот стоят двое, и как родня — штаны у обоих съехали, сорочки повылезли, торчат. А они оба стоят, губы развесили…
— А тебе какое до нас дело, Холоденок? — обиделся Клецка, но, высвободив руку из сыновой, все же подтянул свои помятые, ничем не подпоясанные штаны; они в тот же момент снова съехали и снова были на прежнем месте — на худых бедрах дядьки Марки. Клецка-сын, сморщившись, тоже начал убирать свою рубашку в штаны. Этому работа удалась лучше — рубашка пока что не вылезала из штанов.
— И правда, что, гета, ты неподпоясанный ходишь? Хоть бы каким путом перетянулся, или что, — поддержал старика и Демидька.
— Ты вот, Холоденок, идешь, так и иди своею дорогой, — все никак не мог успокоиться от такого оскорбления дядька Марка и, словно не слыша Демидьковых слов, говорил Холоденку: — А то его, видите ли, интересует, кто как стоит.
— Ага, и правда, Марка, пойду я своею дорогою, Я ведь на свадьбу иду. Надо же посмотреть, как Цыца женится. Малец он не плохой. Да и жена у него будет хорошая. Пусть живут себе на здоровье. Пойдем, Демидька, со мною.
— Я уже там, Игнат, был. И чарочка-каточек, гета, вкатилась в роточек.