— Домой? — спросил я.
Когда-нибудь ведь надо было уезжать и из Амбосели, и вообще из Африки.
В пути нам попался холм с геодезической вышкой. Полагаясь на свою машину, мы рискнули въехать на его вершину.
По другую сторону видневшегося внизу болота паслись слоны.
Возможно, это было то самое стадо, которое я видел накануне. Вот от него отделился самец — видимо, очень старое животное с тяжелыми бивнями и массивным корпусом — и понюхал воздух.
— Селемани… — произнес я вновь, опустил бинокль и, повернувшись в сторону племянницы, крикнул ей.
— Пора. Надо ехать домой.
* * *
Последний день в заповеднике близился к концу. Мы поужинали на веранде. Равнину быстро поглотил мрак. Через несколько минут должен был начаться ночной концерт. Раздался такой звук, точно вдали пилили дрова.
— Вероятно, леопард.
Громкий визг возвестил, что неподалеку находятся гиены. Пронзительными голосами ругались павианы, или нугу, как зовут их в этих местах. Они всегда подымают крик, когда чуют близость леопарда. Кто-то залаял…
— Собаки? — спросила Ници.
— Нет, как ни странно, это зебры.
Мы прислушались к ночным звукам. Все чувства были напряжены, хотя только слух мог подсказать, кто именно из зверей пришел проститься с нами.
Меня напугал чей-то легкий зевок. Затем послышался шорох, он усилился и внезапно затих в нескольких десятках метров от нас.
— Лев, — прошептал я.
Стон, еще стон. Царь зверей любит постонать, когда он себя хорошо чувствует.
Между нами и львом не было решетки. Только ряд камней указывал посетителям парка Амбосели границу между лагерем и дикими дебрями. Трудно было предположить, что лев станет с ней считаться. Затем раздался шелест: очевидно, лев находился теперь в высокой траве, а значит, снова отдалился от нас. Ници и я направили на прилегающий участок сильные фонари. Несколько раз нам показалось, что в освещенной полосе блеснули глаза хищника. Уверенности, однако, не было, Кругом царила тишина, пугающая тишина…
И вдруг во мраке раздался рев, заставивший нас содрогнуться.
Вероятно, лев только что задрал добычу и возвещал родичам о своей победе. Издалека до нас донеслось эхо: оно прозвучало для меня как прощальный привет великой степи.
— Дядя Ганс, кто такой или что такое Селемани? — спросила Ници, после того как умолк лев и мы несколько минут настороженно внимали голосу ночи.
— Селемани?
Она, значит, слышала, мой возглас на холме с геодезической вышкой.
— Сегодня, увидев старого слона, ты произнес одно это слово. Мне показалось, словно ты… едва ли это возможно…
— Словно что? — полюбопытствовал я.