Когда в первый год сестры Бронте получили известие о болезни своей тетушки, я сразу отпустила их и помогла собраться. Перед отъездом они сделали мне трогательные подарки: мисс Шарлотта вручила рисунок водяной мельницы, сделанный ею летом с натуры, там мелко-мелко было написано по-французски: “Мадам Эже от одной из ее учениц, в знак признательности и уважения”. Акварель, подаренная мисс Эмили, оказалась несравненно лучше: на ней она нарисовала летящий женский силуэт – копию одной из иллюстраций Ричарда Уэстолла к “Жизни Байрона” Томаса Мура, как мне позже объяснил Константин. Я так была тронута, что тут же написала нежнейшее письмо их отцу, пастору Бронте, с комплиментами в адрес его дочек и просьбой об их возвращении в пансион, ну или хотя бы одной из них (правда, под диктовку мужа). Я думала о том, что получу таким образом прекрасных учителей английского для своих девочек.
Вернулась одна Шарлотта – и каким образом! Потом выяснилось, что она неслась в Брюссель так, словно была государственным преступником и по пятам за ней гналась полиция: вместо того чтобы спокойно переночевать в Лондоне, она одна в кромешной темноте атаковала корабли на Темзе с требованием немедленно везти ее в Бельгию. Вот вам и дочка пастора в наглухо закрытых платьях без намека на декольте. Тогда я сразу подумала, что за этими вечно опущенными вниз глазами и тихим неуверенным голосом прячется страстная и не умеющая контролировать себя натура. Но кто же знал, что всю свою страсть она обратит на моего бедного мужа!
В один прекрасный день он вдруг решил изучать английский. Я все еще ничего не подозревала, но почувствовала неладное, когда он, пряча глаза, сказал зачем-то, что на занятиях будет присутствовать и месье Шапель, родственник его первой жены. Что за церемонии, подумала я, ведь французским он много раз занимался с ней наедине и никакой месье Шапель, далекий от английского так же, как я – от китайского, был не нужен. Через месяц узнаю, что профессор консерватории, как и следовало ожидать, на эти занятия не ходит, зато длятся они по нескольку часов и прерываются на интимные petite déjeuner[36]. А в субботу ко мне прибежала возбужденная мадемуазель Бланш и доложила: она случайно зашла в класс и увидела их сидящими indécemment proche[37], но месье тут же грубо выгнал ее. Я хорошо знала характер мадемуазель Бланш и поняла, что теперь об этом будет судачить весь пансион: допустить такое было невозможно. Мне надо было узнать, как далеко зашла англичанка, и да, я пошла в дортуар, когда там никого не было, и изучила содержимое ее ящика.