На август пришлось оставить в доме ради нее повара – не морить же ее голодом в самом деле. Как уж она провела каникулы, понятия не имею: мы всей семьей уехали в Бланкенберг. И это был самый ужасный отдых за всю мою жизнь.
Жозе, как мы мечтали с тобой куда-нибудь поехать, увидеть мир! Так отчаянно этого хочется только в молодости. Потом уже считаешь деньги и думаешь о том, что детей пора определять в платные школы. В самом начале нашей семейной жизни я просила Константина показать мне Париж: он отказался наотрез. Так я никогда и не увидела родину отца: серые морские пейзажи бельгийского побережья с их ледяной, даже в купальнях, водой заменили мне все путешествия. В то время в Бланкенберге еще не наступила курортная Belle Époque – сейчас там гостиницы, а тогда это была обычная рыбацкая деревня. Но с длинным – три километра! – песчаным пляжем вдоль моря, с которого открывались прекрасные виды. Там можно было по вечерам совершать длинные прогулки и любоваться закатом. Когда мы первый раз приехали туда еще с двумя детьми и сняли три комнаты в доме местного бургомистра, Константину так понравилось это место, что с тех пор мы ездили в Бланкенберг постоянно. Тем более что отдых получался недорогой, а детям было полезно ходить босиком по теплому песку. Константин и прежде уходил из дома рано утром на службу в церковь Святого Антония и потом часами гулял вдоль моря один, но в этот раз мы его вообще почти не видели. И самое главное – он целыми днями молчал! Даже дети, привыкшие к его гневным или восторженным монологам по любому поводу, почувствовали неладное и притихли. Целый день тараторила одна только гувернантка. Когда я дождалась подходящего момента и спросила, в чем дело, он раздраженно ответил: “Вся моя жизнь и без того принадлежит тебе и детям, чего ты еще хочешь?” И я тоже замолчала почти на месяц. Надо было пережить, перетерпеть – только что, я еще не могла понять.
Когда мы вернулись в Брюссель, он целыми днями стал пропадать в лицее для мальчиков, откровенно пропуская занятия в пансионе. Мисс Шарлотта тоже избегала меня. Но окольными путями пыталась узнать, когда он сможет давать ей уроки немецкого – без знания этого языка ее юным соотечественницам в пасторате было, судя по всему, не выжить. Нет, больше никаких занятий – я опять вынуждена была сказать ей об этом. И вот в начале октября она пришла ко мне увольняться – и, конечно, получила мое согласие в тот же момент. Это случилось утром, а уже за обедом – как только он узнал! – состоялся разговор.
– Вы уволили мисс Бронте?