Тогда она его еще не подвела: подвели другие дочери. 19 декабря того же 1848 года умерла яростная и упрямая Эмили: она простудилась на похоронах любимого брата. Через пять месяцев, 28 мая 1849 года, умрет тишайшая и терпеливая Энн – это произойдет все в том же Скарборо, на море, куда Шарлотта в сопровождении верной Элен повезла умирающую сестру по ее просьбе. Туберкулез – неизлечимая в те времена болезнь, безжалостно погубившая самую знаменитую литературную семью Англии.
Как было пережить это? Как было не впасть в отчаяние и даже богоборчество? Известно ведь, что Чарлза Дарвина именно смерть любимой десятилетней дочери Энни от того же проклятого туберкулеза в 1851 году отвратила от идеи всеблагого Бога. Шарлотта выбрала другой путь: смирение. Через две недели после смерти Энн она пишет другу: “Год назад – если бы кто-нибудь напророчил мне июнь 1849-го – каким он окажется страшным и горьким, если бы кто-нибудь предсказал, что надо будет прожить осень, зиму и весну, полные болезни и страдания, – я бы подумала, что это невозможно вытерпеть. Все кончено. Бренуэлл – Эмили – Энн ушли, как сон, – ушли как Мария и Элизабет двадцать лет назад. Одного за другим я видела их на смертном одре, обнимала и закрывала их остекленевшие глаза. Я хоронила их одного за другим. И до сих пор Бог поддерживал меня. Я благодарю Его всем сердцем”.
Вернувшись из Скарборо в осиротевший дом, где собаки шумно радовались ей и не отходили от двери, надеясь, что вслед за Шарлоттой появятся и другие члены семьи, она писала Элен: “Не знаю, как пройдет моя жизнь, но я верю в Того, Кто до сих пор хранил меня. Одиночество можно принять и пережить легче, чем я думала прежде. Самое тяжелое испытание наступает, когда сгущаются сумерки и приближается ночь. В этот час мы обычно собирались в столовой и разговаривали. Теперь я сижу там одна молча и вспоминаю их последние дни, их страдания и то, что они говорили и делали, как выглядели во время смертельной болезни. Возможно, со временем все это будет для меня менее мучительно”. Она была и права, и неправа в этом предположении: острота боли действительно притупилась, но больше в ее жизни никогда уже не было близких, которые понимали бы ее с полуслова и с которыми можно было быть откровенными до конца. Молчаливый свидетель этих трагических событий – мистер Николлс – конечно, не мог не видеть, как мужественно Шарлотта переносила их, как заботилась об отце. Будучи глубоко религиозным человеком, он наверняка оценил это и укрепился в своей симпатии к дочери слабеющего день ото дня пастора.