Львов, как и предполагалось, оказался хорошо сложен, сухощав, мускулист. И у него была чертова прорва шрамов на теле.
"Эк тебя, Львов! Без всякой жалости… Но и ты хорош! Такое тело надо любить, холить и лелеять…"
- Меня зовут Кира, - отбросив вместе со стыдом последние сомнения, сказала она вслух.
- А меня Яков, - он встал и шагнул к ней.
- У тебя железная воля! – оценила она мгновенные перемены, произошедшие с его организмом после ее слов, и тоже встала.
- Я истребитель, - пожал он плечами. – И у меня отменная выдержка и быстрая реакция.
- Не хвастайся! – потребовала она, позволяя ему себя обнять. – Я тоже истребитель!
"Истребитель… Ох, ты ж!"
Его кожа, казалось, была раскалена, словно противень в хлебной печи. Прикосновение обожгло, но эта была правильная боль. Ее можно было снести. Ее стоило испытать…
***
"Ну, к этому все и шло, не так ли?" – подумала она лениво, нежась в объятиях заснувшего поручика.
Впрочем, слово "нежиться" не вполне подходило к тому положению, в котором Кира проснулась мгновение назад. В смысле, лежать под мужчиной ей было не так чтобы удобно, но и размыкать крепкие объятия Львова категорически не хотелось.
"Однова живем!" – утешилась Кира, гася последние сомнения, если таковые все еще проживали в ее душе. В конце концов, все эти "сомнения и сожаления" – не более чем привычка. Дань воспитанию, никак не больше.
"Львов…" – но она уже знала, разумеется, что никакой он не Львов, хотя и не знала пока его настоящего имени.
"Ну, да! Ведь он обещал мне все рассказать!"
Так и сказал давеча, мол, все узнаете, Кира Дмитриевна, но в свой черед. Однако с ним и так все понятно. Без "уточнений и примечаний", так сказать.
"Граф какой-нибудь или князь… или еще кто… В общем, литерный, так их, кажется, называют…"
Мог, к слову, оказаться и герцогом или даже "бери выше". В войсках ходили упорные слухи, что и кто-то из великих князей находится в первой линии, но воюет, конечно же, инкогнито, чтобы враг не слишком ликовал в случае его гибели. Сказать, откровенно, в большую часть этих историй, рассказываемых обычно в часы затишья и под известным градусом, Кира не верила. Но достоверно знала, что кроме обычных аристократов, каких, к слову сказать, было совсем немало и в армии, и на флоте, имелась так же некая неизвестного состава группа офицеров, имена которых никогда командованием официально не озвучивались, а служба – по невнятным, но наверняка основательным причинам – императорским двором не приветствовалась. Так и выходило, что какой-нибудь остзейский барон – знала Кира пару таких пилотов из прибалтийских провинций, - ходит в двадцать восемь лет в полковниках и как рождественская елка игрушками увешан орденами и знаками отличия, а другой, - да, вот хотя бы тот же Яков Иванович Львов, - сколько не воюй, все равно поручик, и только.