Он все еще не был уверен, что научился достойно владеть мечом, а потому упражнялся каждый день, в любой час дня или ночи, когда дела позволяли ему заняться мечом, копьем или луком.
Будущее покажет…
"А как берут крепости?" – спрашивал он, проснувшись в глухой час ночи.
– Давай подумаем, – предлагал Голос, и они принимались вспоминать все читанное или слышанное на эту тему. Но иногда Голос предлагал совершенно замечательные идеи, которые – к удивлению Людвига – никто и никогда еще не использовал при осадах или штурмах.
"Откуда ты это взял?" – удивлялся Людо, но при ближайшем рассмотрении выяснялось, что идея буквально "витала в воздухе", возникая из давно известных приемов и методов.
Однако, как бы красиво не выглядели все эти фортификационные и контрфортификационные идеи, какими бы заманчивыми не представлялись новые тактические приемы или стратегические выкладки, все это пока являлось чистой теорией, проверить которую можно было только в деле. В сражении, штурме, обороне… В конце, а не в начале компании. И поэтому Людвиг сомневался. Не мог не сомневаться, и не знал даже того, наступит ли когда-нибудь такой день, когда исчезнут последние сомнения, и он обретет, наконец, непоколебимую веру в себя и свои поступки. По правде сказать, Людо не задумывался над тем, хорошо ли это или плохо – не сомневаться. Зато он великолепно знал другое: жить с сомнением, таить его от всех – мучительно трудно. Сомнение отнимает силы, истощает тело и иссушает мозг, лишает вкуса саму жизнь…
– Пресный хлеб, – Голос был прав, и дело, разумеется, не в лепешках из белой муки, которым и следовало быть пресными.
Людо, словно проснулся, очнулся от наваждения, протрезвел…
Мир вокруг него был сер и лишен жизни. Он был наполнен каторжным трудом, болью, усталостью и неуверенностью, сомнениями и тоской, и работой, которой не видно конца. Мир был лишен красок, запахов и вкуса. Вернее, он – мир Людвига Кагена – пах потом и сухой пылью библиотек, и был горек или пресен на вкус, и… Да, князя окружали мертвые вещи безжизненных цветов и серые, лишенные обаяния тени людей.
– Пресен хлеб.
"Пресен…"
Подходил к концу месяц свечен. В горах лежал снег, и тугой знобкий ветер гнал по серому морю бесконечные стада волн. У ног Людо, стоящего на стене Задарской цитадели, лежал мокрый в грязных потеках город. Он был темен и болезненно уныл – старый Задар. И такими же больными, безрадостными и темными казались отсюда, с высоты, фигурки людей и животных на городских улицах.
А между тем…
– Ты должен был не просыхать с самого севника…