Наконец, следует остановиться еще на одном аспекте развития науки в Русском Зарубежье. Некоторые ученые-эмигранты смогли продолжить свою работу в научных учреждениях стран, предоставивших им убежище. Эту возможность предоставили ученым, которые имели мировую известность и смогли поселиться вблизи от учебного или научного учреждения. Временами и честолюбивым, талантливым, имеющим хорошие связи ученым молодого поколения удавалось стать сотрудниками официальных научных учреждений принявшей их страны, если были замечены их яркие способности и научные достижения. В области естественных наук русские чаще всего работали в Институте Пастера, у которого были давние связи с русскими учеными, начиная с И. И. Мечникова. В Германии некоторые эмигранты стали сотрудниками Институтов Восточной Европы. Мы уже говорили о приглашениях эмигрантов на должности в университетах приграничных государств. Свободный университет в Брюсселе пригласил профессора Александра Экка, специалиста по истории средних веков, университет Вены — Н. Трубецкого, который возглавил там кафедру славянской филологии. Во Франции выдающиеся ученые — представители молодого поколения эмигрантов А. Койре, Г. Гурвич и Н. Щупак — нашли работу в сложной по структуре Школе высших практических исследований; эмигранты работали также и в других учреждениях, например в Музее человека (Е. Шрайдер, Б. Вильде, А. Левицкий). Преподаватели Русского университета в Праге иногда приглашались для чтения лекций в Карловом университете (например, В. Францев, А. Флоровский). Следует отметить, однако, что перечисленные примеры являются скорее исключениями из общего правила. Широкой практики получения постоянной и даже временной должности в государственных университетах в большинстве стран Западной и Центральной Европы не существовало (а негосударственных учебных заведений, за исключением связанных с церковью, фактически не было). Большинство русских ученых остались за рамками официальной интеллектуальной и научной жизни принявших их стран, так что их деятельность почти целиком была направлена на удовлетворение потребностей Русского Зарубежья.
Неотъемлемой частью университетской жизни являются, разумеется, студенты. К сожалению, мы лишены возможности делать какие-либо обобщения, так как о повседневной жизни студентов-эмигрантов, их отношении к учебе и к тем целям, на которые было направлено их обучение в эмиграции, известно очень мало. У учеников младших классов были те же проблемы, что и у их родителей, прежде всего связанные с задачами физического и культурного выживания. Невозможно определить, однако, в какой степени условия их жизни отличались от тех, в которых находились учащиеся дореволюционной России, их сверстники в Советском Союзе или в принявших их странах. Если судить по собственным впечатлениям, по отрывочным сведениям в эмигрантской печати, то главная дилемма, стоявшая перед молодежью, заключалась в том, посещать ли русскую школу и оставаться изгоем в чужом обществе или интегрироваться и адаптироваться к нему. То, как ребенок разрешал для себя это противоречие, зависело от такта его родителей, от степени их приверженности русскому наследию. Для детей из интеллигентных семей, где существовала, даже несмотря на нужду, доброжелательная атмосфера, проникнутая верностью русской культуре, пониманием той затруднительной ситуации, в которой находился ребенок, выбор делался легко. Кажется, многие дети в Чехословакии, Германии, Франции сумели сохранить русский язык и верность культурному наследию России и вместе с тем интегрироваться в культурную среду этих стран. Это относилось как к тем детям, кто посещал русские начальные и средние школы, так и к тем, кто брал частные уроки по русским дисциплинам или изучал их на специальных курсах. В других случаях, как можно узнать из прессы, напряжение было слишком велико и ребенок протестовал против сложившейся ситуации, в особенности когда по данному вопросу в семье не было единодушия или когда материальные условия были настолько сложны, что эта проблема не казалась первостепенной. Это могло породить у подростка стремление избавиться от такой жизни, искать для себя лучшей доли, что означало прежде всего полную ассимиляцию и отказ от «русскости*.