— Дедушка! — еще раз сиплю пулузадушенным голоском, так как от избытка чувств перехватывает дыхание. — Никогда больше меня так не пугай. У меня чуть сердце не остановилось от страха!
— Бедная моя крошка, — поглаживает он меня по волосам, а сам поглядывает на Адриана. Тот молча наблюдает за нами, почти не двигается. — Не хочешь представить своего гостя? — обращается дедушка с вопросом, а сам протягивает мужчине руку: — Здравствуйте, молодой человек.
Адриан пожимает его ладонь.
— Рад нашему знакомству, герр Шуманн, — произносит при этом. — Адриан Зельцер к вашим услугам.
— Он отец Алекса, — дополняю я, и глаза деда заинтересованно загораются.
— Того юнца, что трижды обыграл меня в шахматы? — уточняет он с хитрым прищуром.
— Да, дедушка, того самого. — И в сторону Адриана: — Это история двухнедельной давности, не бери…те в голову.
— Мне понравился ваш мальчишка, — произносит дед, — умный шельмец, с которым я так и жажду свести счеты на шахматной доске.
— Уверен, вам еще представится такая возможность, — отвечает Адриан с тонкой улыбкой.
Вскоре в палату заглядывает молодой доктор: он просит разрешения переговорить со мной и сообщает новость о том, что дедушкино падение не прошло для него настолько благополучно, как он пытался меня в этом уверить. При падении он получил перелом шейки бедра, и доктор советовал соглашаться на операционное вмешательство, так как дед выглядел вполне бодрым для этого.
От этой неутешительной новости у меня слегка кружится голова — я не знаю на что решиться, к счастью, рядом Адриан, который и говорит:
— Соглашайся на операцию, Шарлотта, поверь, это лучше консервативного метода лечения с помощью гипса, который обездвижит твоего деда минимум на полгода, а то и больше. Я однажды уже видел такое…
Смотрю себе под ноги и качаю головой — мне приятно, что он рядом и заботится о нас с дедушкой, а еще мне жутко хочется… снова уткнуться носом в его ключицу и вдохнуть аромат-анестезию, способный утишить все мои страхи и переживания. Я уверена в его способности сделать это…
— Вам пора ехать, — произношу вместо благодарности, выныривая из темных глубин своих до странности непонятных мыслей. — Франческа будет сердиться, если я стану удерживать вас еще дольше.
Адриан поправляет манжет своей клетчатой рубашки и вскидывает на меня практически такой же странно-непознанный взгляд, который, возможно, только что был у меня: могли ли мы думать об одном?
Нелепая, но приятная мысль…
— Ты права, мне пора. Попрощаешься с дедушкой за меня? — и он делает шаг к дверям комнаты ожидания. При виде его удаляющейся спины, сердце болезненно екает, и воздух с шумом вырывается из моих легких…