.
Анализируя личность Иисуса, Швейцер пришел к выводу, что, живя в почти фантастическом мире идей и представлений поздних иудеев о скором конце света и приходе богочеловека — Мессии, Ииcyc мог осознать себя этим избранником. С медицинской точки зрения это могло быть связано с известным смещением психики.
Наконец, изучение посланий апостола Павла, которого Швейцер также считал реально существовавшей личностью, привело исследователя к мысли об извращении учения Иисуса позднейшими его толкователями. Апостол Павел также в ожидании конца света считал, что со смертью Иисуса началось превращение земного царства в неземное. Но в его представлении это превращение должно было иметь характер не рая земного, а некоего... космического свершения.
Естественно, что как протестантская, так и католическая церковь и, конечно же, ортодоксальная теология встретили в штыки богословские новации Швейцера. А теологи критического направления воспринимали идеи Швейцера как... антирелигиозные. Так, скандинавский исследователь Габриель Лангфельдт отмечал, что теологические труды Швейцера «ясно показывают, что он не верит ни в Иисуса как сына бога... не верит ни в доктрину искупления, ни в таинства причастия и не думает о каком-либо другом существо-вании после его земной жизни»[17].
Об эволюции религиозных воззрений Альберта Швейцера свидетельствует и важное признание, сделанное им самим уже в 50-х годах в беседе с американским писателем Норманом Казинсом: «Как можно после всего, что произошло в последнюю мировую войну со всеми ее жертвами и несправедливостями, придерживаться концепции бога, который во имя справедливости вмешивается в дела людей... Ответственность за зло несет человек, он должен бороться со злом, а не сидеть сложа руки, ожидая вмешательства бога»[18].
Не следует забывать и о том, что Альберт Швейцер был не только ученым-гуманитарием, но и естествоиспытателем, выдающимся врачом, а по меткому замечанию Ф. Энгельса, «с богом никто не обращается хуже, чем верующие в него естествоиспытатели»[19]. К тому же вера Швейцера за девять десятилетий претерпела такие изменения, подводя итог которым приходишь к выводу, что на исходе жизни она оставалась лишь данью семейной и культурной традиции.
И еще на один исток формирования личности А. Швейцера нельзя не указать. В раннем детстве будущего ученого окружала своеобразная природа Верхнего Эльзаса — горы, лиственные леса, виноградники на склонах гор и в долинах. В отцовском доме постоянно обитали различные животные, Альберт получал много радости в дружбе с ними, а общение с природой развивало в мальчике созерцательность, склонность к уединению. Поэтому у Швейцера рано проявилась тяга к проникновению в тайны природы, к естествознанию. В гимназические годы она пустила глубокие корни в душе подростка, и позднейшее увлечение гуманитарными науками не погасило зародившейся с детства страсти к познанию природы.