— Я не могу по-другому.
— Хорошо, Николай, развяжи ему руки. Быть может, подождём до вечера?
— Нет, я не терпеть.
Мурза взял конец веревки, поглядел на всех и, перевалив через полуразрушенный частокол, стал спускаться.
Капитан отошёл и присел на бревно у разобранной избы — ему нужно было знать, как всё пройдёт, и он решил разбудить ворона. Колдовство, однако, долго не удавалось. С удивлением Георгий обнаружил, что дрожит, словно на морозе, а сердце колотится.
«Это мгновение... истины, — ясно понял он. — Это поступь судьбы, и если сейчас я не предприму никаких действий, то ничего уже нельзя будет исправить».
С минуту Воронцов колебался, желание пойти вслед Корчысову, освободить свою совесть, мелькнуло и пропало под валом аргументов против.
«Но я сделал всё возможное, решение принято», — сам себе ответил он, но уверенности в этом у него не было.
Воронцов несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Он должен успокоиться, он должен знать, что произойдёт.
Собравшись с мыслями, он вызвал птицу и отправился с нею к лагерю.
— Эх, Тишка, Тишка, ведь пропадёт... — негромко вымолвил Николай, но пролетавший мимо ворон услышал.
— Чему быть, того не миновать, — ответил солдату Перещибка. Похоже, он тоже не верил в благополучный исход.
Но Воронцов уже не колебался, он всё решил.
Серые тучи, пришедшие утром, заплакали дождём, вокруг сделалось промозгло и неуютно.
Корчысов шёл твёрдо и с поднятой головой. Не дожидаясь, пока он подойдёт сам, к нему навстречу бросилось несколько причащённых. Головы их ещё более вытянулись, кости заострились, не поспевающая за ростом кожа местами порвалась, так что в прорехах виднелась плоть. На бегу они выли и издавали звуки, похожие на ржание.
Причащённые схватили мурзу, бросили наземь и приволокли к лагерю.
— С возвращеньецем! — карикатурно приветствовал Корчысова князь. — Как изволил погостить?
Мурза молчал.
— А я заждался уж тебя. Что, больше гостей не будет?
— Отпусти её, князь.
— Почему ты меня предал, Арслан? — Семихватов подошёл и склонился над пленником.
— Ты ввязался в сатанинские дела, отшельник тебя заморочил.
— Меня никто заморочить не может! — Глаза Семихватова горели лихорадочным огнём. — Если бы не предатели и трусы, всё уже было бы кончено! Но я вас заставлю подчиняться! Приведите пленников!
Ворон капитана вспорхнул выше и сделал круг над лагерем — палатки выглядели заброшенными, некоторые были размётаны и валялись кучей грязного тряпья. Причащённые бестолково слонялись по лагерю, по временам сталкиваясь друг с другом, на взгляд, их было не больше четырёх-пяти дюжин.