Мёртвые же не заметили Воронцова, они посмотрели сквозь него и вернулись к своей беседе.
— Катерина Сергеевна, как же вы в телеге поедете?
— Ничего, я поеду. Тетка-то меня и на худших развалюхах возила, а мне лишь бы уехать поскорее отсюда.
— Уедем, уедем, не извольте беспокоиться, Георгий Петрович мне строго-настрого приказал уехать утром.
«Я сплю, сплю! Это дурной сон!»
— Георгий, Георгий! — Его тихо звали и осторожно тормошили, но Воронцов проснулся резко и рывком сел.
Тут же голова закружилась, и он осел на постель.
— Не пидпрыгивай, захворал ты.
Воронцов перевёл дыхание и огляделся. Он лежал на кровати, под одеялом, на втором этаже дома. Рядом сидел Перещибка, чуть в стороне стояли Олег с Николаем. Голова болела, хотелось пить, а в груди, в сердце, поселилось жжение, пульсировавшее с каждым вздохом.
— Как я здесь оказался?
— Как хватились тебе, так и знайшлы — бесчувственного на башне. И я б тэбэ нэ трогал, да, кажись, супостаты наши готовят якийсь пакость.
— Воды.
Олег поднёс кружку, а Воронцов посмотрел на него, будто впервые увидел. Какая-то мысль крутилась в голове, но никак не желала попадаться.
Перещибка опять стал толковать о лагере, но Воронцов не слушал.
«Олег, немой послушник из монастыря... Зачем я взял его с собой? За чудотворную молитву, она могла пригодиться в деле, да и сам он хотел...»
— ...горят костры! Кажись, палят всё подряд...
«О Господи, какой же я слепец! Не вижу ничего, кроме своих желаний! Да ведь он не годится для таких дел! И Тишка не годился, а я снарядил его одного!»
— ...так не случилось бы чего худого со стороны... экхм... с чёртовой стороны.
«Гонюсь за диковинным знанием, за чудесной силой, а не вижу, что за бесплотную эту погоню плачу чужими жизнями. Нет, этого не должно повториться!»
Стало тихо, и Воронцов вопросительно посмотрел на Перещибку:
— Да... прости, я упустил твои слова, будь добр, повтори ещё раз.
— Кхм... эм... Так вот, палят с ночи костры, а нынче поутру и небо в серой мгле.
— И что же?
— Алэ ж нэ бувало такого, да и... как буть-то?
— Помогите мне встать.
— Ни, нэ трэба, лежи, и отсюда видно добрэ.
Перещибка поднялся и распахнул тяжелые ставни.
Сквозь окно в дом попало совсем немного света, а сам небосвод был грязно-серым, как бывает перед дождём.
— И становится всё темнее, — сказал он.
Георгий приподнялся на локтях, к нему сразу подскочил Николай и помог.
«Вот на кого я только и должен опираться», — мельком подумал Воронцов и выглянул в окно — от лагеря вверх поднимались три столба дыма, и дым этот рассеивался очень слабо, а больше клубился и собирался в облака, почти заполнившие собой горизонт. Теперь они приближались и к хутору.