- Что горит?.. Какой корабль погиб?
Он же бормотал на это однообразно:
- Неизвестно... Ничего неизвестно!
Знакомой уж им Нахимовской улицей, ежеминутно уступая дорогу бегущим к пристани людям, добрались они до Рыбного переулка.
Они боялись испугать Нюру даже одним своим появлением в такой ранний час (было около семи), и Надя придумывала на ходу, как она потихоньку постучится в дверь и что именно скажет о приходе. Но тут раздался новый взрыв, отчего даже тротуар под ногами вздрогнул, как при землетрясении, и в небо высоко взлетело если не пламя, то такое, что стоило пламени по силе света, и Надя снова упала на грудь Алексея Фомича...
В окнах дома номер шесть они увидели свет ламп, и стучать в дверь комнаты Нюры не пришлось: Нюра стояла уже одетая и спрашивала их так же, как они спрашивали в гостинице:
- Что это, "Гебен" подошел?.. Это наши дали сейчас залп с крепости?
- Именно, он, подлец, "Гебен"! - мгновенно придумал Алексей Фомич. - А с него гидроплан слетел и к нам, но его тут же подбили, и он горит, показал на небо через окно.
Нюра поглядела на зарево и заметила довольно спокойно:
- Только зарево что-то очень большое...
Чтобы не проговорился все-таки Алексей Фомич, Надя ответила ей:
- Это так только кажется от темноты... - И тут же добавила: - А ты уж собралась, - вот молодец! Сейчас мы тебя и повезем в больницу.
И стала нервно гладить ее по голове и целовать в щеки.
- Рано, мне кажется, сейчас ехать, Надя: спят там теперь все в больнице, - возразила было Нюра, но Надя была решительна.
- Теперь? Спят? Весь Севастополь проснулся, - почему же в больнице будут спать!.. Алексей Фомич! Выйди, пожалуйста, посмотри, может, мимо какой извозчик едет, а мы пока соберемся!
Сыромолотов понял, что он здесь сейчас лишний, а извозчика действительно надо было найти во что бы то ни стало.
- Найду, найду, - облегченно сказал он и вышел.
Свет в переулке был только от зарева в небе со стороны бухты, и был он мутноватый, зыблющийся, нестойкий.
Алексей Фомич, продвигаясь из переулка на улицу, старался думать только об извозчике и слушать, не громыхнут ли где в стороне по булыжнику звонкие колеса извозчичьего четырехместного фаэтона; но думать только об этом оказалось нельзя, и вслушиваться приходилось в другое.
Сыромолотов пытался убедить самого себя в том, что если даже что-то страшное происходит сейчас в бухте, то не с "Марией" же, - почему именно с "Марией"?.. Просто вздумалось кому-то ляпнуть: "Мария", другие сейчас же и пошли попугайничать: "Мария!", "Мария!" - Мало ли еще судов в Большой бухте?..