Плоть времени (Коблер) - страница 19

Ещё я помню бесконечные поля пшеницы, перемежающиеся с васильками, такими синими и нарядными на фоне жёлтого поля. Но это позже, когда ехали к отцу в Москву. Трое суток по железной дороге. А как хороши прелестные белые мазанки с соломенной крышей, разрисованные вдоль окон красным, зелёным, синим и жёлтым рисунком, точно как ленты в венке, мелькавшие мимо окон вагона! И первые свои буквы я узнала по украинской книге, там, в вагоне «Черновцы — Москва». Красив, богат и певуч этот край!

Но одиночество детства, было особенно тяжелым в том селе на Западной Украине. За высокий забор большого двора и сливового сада меня не выпускали. Мне разрешали играть только с мальчиком, моим ровесником, который жил с родителями в этом же дворе, но мне с ним было неинтересно почему-то. Фамилия их, как я думала, была Аптекарь, и только много позже догадалась я, что это не фамилия, а просто отец семейства был аптекарем, и все вокруг звали их аптекарями.

Детство послевоенное было скудное и голодное, но только мне так не казалось. Молоко парное, которое давали по кружке в день, и которое я ненавидела, и орала не своим голосом, когда заставляли пить его; варенье из слив или из лепестков роз, и каша из кукурузы, мамалыга. Какая прелесть, когда её доставали из печи, распаривали и разваривали, потом посыпали сахаром, сдабривали маслом! Я бы и сейчас не отказалась от такой каши. Но иногда её портила мама, добавляя туда молока. Тогда я отказывалась есть кашу, что взрослых очень раздражало. Поэтому я радовалась, когда мамы сутками не было дома. Я оставалась с няней Марусей, девочкой 16 лет, и та кормила меня такой кашей, которую я любила. Только я никак не могла понять, почему мамы так часто не бывает дома? Папа понятно: он живет в Москве, приезжает летом, или на Новый год. А мама где живёт, когда её нет дома?

Мне, взрослой женщине, много лет спустя мама рассказала, где она бывала. Она работала врачом, как сейчас говорят, общей практики, она лечила и детей, и взрослых, и вообще была единственным врачом на всю округу. Поэтому ей приходилось ездить с милицией и НКВДэшниками в качестве патологоанатома.

Тогда, в начале 50-х годов, на Западной Украине везде орудовали бандеровцы. Вырезали семьями, если это была семья милиционера или председателя колхоза. Иногда вырезали и сжигали целые деревни, если там жили поляки или румыны. Евреев вырезали во время войны.

— Едешь, — говорила мама, — и не знаешь — вернёшься ли живой или нет, и что будет с тобой, двухлетней, если меня убьют, а отец не успеет приехать.