Плоть времени (Коблер) - страница 21

Недавно американцы признались, что наши старые спутники невозможно проследить или сбить, также надежны были наши самолеты. Дело в том, что начинка у них была ламповая, а не на современных микросхемах, сделанных на коленках в Китае. А как раз теми «старыми лампами» и нашими заводскими микросхемами как раз и занимался Марк Погорельский.

Но все по порядку. Моя мама и дядя Марик жили в Молдавии, в советской ее части, отвоеванной у Румынии. Сначала в Бельцах, потом в Рыбнице. Их отца — Моисея Погорельского — арестовали в 1938 году, как потом выяснилось не потому, что он был директором еврейской школы, а все национальные школы к тому времени закрывали, а по делу Вавилова. С Вавиловым дед, которого я никогда не узнала, учился вместе в университете. Кто-то потом видел его в Саратове — он был тюремным водовозом. Видимо там и умер во время войны.

Моя мама, Рита Погорельская, к моменту ареста отца уже уехала из дома и училась в знаменитом тогда Одесском медицинском институте. А дядя Марик, будучи на 7 лет моложе сестры, оставался с матерью, моей бабушкой Идой, которая потом вынянчила не одно поколение Погорельских.

В 1940 году Рита окончила институт и по распределению попала в город Ош, в Киргизию. Среди однокурсников ходила шутка.

— Ты куда едешь?

— В Ош…

Маленькую хрупкую еврейскую девушку отправили на край света — ирония судьбы. Но так Господь распорядился. Это спасло жизнь ей и ее близким. Через год в Одессу, в Украину, Молдавию пришли фашисты, и все, кто остался на оккупированной земле либо погибли, либо прошли через лагеря. В самом начале войны бабушка с сыном Марком, которому только исполнилось 16 лет, эвакуировалось, — а для этого нужно было разрешение, — к старшей дочери в город Ош, и получили они разрешение только потому, что Рита уже год работала там. А в 43 году Марик попал на фронт. Один единственный раз, в ранней юности, решилась я расспросить дядю Марика о войне, с которой он вернулся инвалидом, без руки. Марик не любил говорить об этом, и только тогда, на прямой мой вопрос, ответил:

— Я практически не воевал. Две недели подготовки и на фронт.

Не забудьте, что это 1943 год — разгар войны.

Разговор этот происходил полвека назад, может быть, я что-то не помню. Кажется, дело было так. Сражение происходило у какой-то деревни. На необстрелянных юнцов двинулись танки и войска СС. Марик укрылся за домом и, периодически выползая из укрытия, стрелял в немцев. В очередной перестрелке ему осколком снаряда оторвало руку. Несколько месяцев он лежал в госпиталях. Потом демобилизация. Он приехал к бабушке Иде. Жила она тогда — после изгнания немцев с территории СССР, — вернее сумела как преподаватель, получить комнату на бывшей румынской территории в городе Черновцы. Там дядя Марик окончил физико-математический факультет Университета, аспирантуру, туда привел жену, вернее девушку, которую и он и мама, и бабушка знали всю жизнь, соседку по двору, еще в Рыбнице. Красавицу Аллу.