Литература как опыт, или «Буржуазный читатель» как культурный герой (Венедиктова) - страница 145

Неуловимо подвижная социальная ткань, которая и сдерживает, и поддерживает человека, и душит, и дает опору, и внушает надежду, не раз описывается в романе как «паутина» или (еще чаще) «сеть». Отношения людей — родственные и соседские, приятельские и любовные, матримониальные и денежные (кто кому должен, кто у кого готов одолжиться, кто кому может оставить наследство и т. д.), деловые, политические, хозяйственные и т. д. — вступают в разнообразные сочетания, наслаиваются и переплетаются. Этому способствует то, что сто с лишним персонажей романа, независимо от сословных различий, к которым, правда, все они более или менее чувствительны, располагаются «на одной доске», теснятся в одной плоскости. Помещик Брукс, возмечтав о политической карьере, вынужден обращаться с речами к низкородным соседям, доктор Лидгейт, стремясь к научным свершениям, вынужден входить в деловые отношения с сомнительно чистоплотным банкиром Булстродом — потому что так устроена современная политика и современная профессия.

Сюжет, расщепленный на множество «мелковатых» русел, небогат событиями, а те, которые есть, весьма однообразны. Люди женятся или выходят замуж, становятся богаче или беднее, плетут интриги, суют нос в чужие дела, бесконечно сплетничают друг о друге… Мечта об «эпическом» измерении жизни, о возможности осуществить в ней значимые перемены редко кого посещает в Мидлмарче, а те, кого она посещает, бессильны ее осуществить. Юная красавица Доротея Брук имеет, кажется, более всего претензий на статус героини — и что же? Как непохожа в итоге история ее жизни на подвиг или житие Святой Терезы, которой ей хотелось подражать! На посторонний взгляд, жизнь свелась к череде нелепых поступков и в финале романа устами вездесущей городской молвы резюмируется так: «В Мидлмарче было принято… рассказывать представителям молодого поколения, как Доротея, будучи девицей редкостных достоинств, сперва вышла замуж за хворого священника, по возрасту годившегося ей в отцы, а через год с небольшим после его смерти отказалась от имения, чтобы приобрести такой ценою право выйти замуж за его кузена, годившегося ему по возрасту в сыновья, не имевшего ни гроша за душой и к тому же неблагородного происхождения. Те, кто не был знаком с Доротеей, выслушав все это, обычно приходили к заключению, что если бы она была „хорошей женщиной“, то не стала бы выходить замуж ни за того, ни другого» (813). Разумеется, читатель к этому времени хорошо «знаком» с Доротеей, судит о ней сочувственно и обывательский приговор воспринимает с иронией, признавая в то же время, что и у нелицеприятной точки зрения есть резон.