Все, кто только это слышал, грохнули от смеха.
«Молодец Саша! — подумал Жичин. — И задышалось вроде легче, и поясница ныть перестала. Выходит, и меня на лопатки положил, и все мои недуги. Да разве мои только — все ребята взбодрились. Это ж надо — какие силы скрывались в улыбке!»
В голову Жичину пришла еще одна добрая мысль: пока есть запал, нужно немедля во вторую роту. Саша вызвался проводить его. Жичин подумал, что у Орленкова есть к нему разговор, и согласился. Они прибавили шаг и вскоре оторвались от четвертой роты; шагалось хорошо, свободно. Удержать бы этот шаг, и вторую роту можно было бы догнать засветло.
Саша рассказывал о ребятах, и Жичин все время удивлялся его острому глазу и умению по самым вроде бы мелким штрихам составить исчерпывающее представление о человеке. Один за другим, как наяву, вставали перед Жичиным ребята-комсомольцы: смельчаки и балагуры, скептики и остряки… Чего только не откопал в них Саша Орленков! Жичин представил себе на минуту походный строй роты, всех чем-либо запомнившихся хлопцев и старался отыскать среди них того, о ком Саша сейчас рассказывал. Ошибся дважды, а угадал много раз. Это так захватило Жичина, что он совсем забыл о времени, об усталости.
Когда ж впереди из-за ледяных торосов явственно показалась вторая рота — шевелящееся серое пятно на розовом от закатного солнца снегу, — Саша сказал со смущенной улыбкой:
— Вот, пожалуй, и все мои характеристики. К остальным приглядываюсь.
Жичину стало яснее ясного: характеристики были чистейшим предлогом. Просто Саша хотел помочь ему догнать вторую роту. Сомневался в его силах. А сейчас, когда догнали, и догнали довольно легко, Саше было неловко за свои сомнения. Жичина до краев наполнила нежность к этому большому редкому парню. Как бы только не выказать ее и не смутить его еще больше.
— Послушай, — сказал Жичин небрежно, как бы между прочим, — а тот сигнальщик с линкора был, случайно, не ты?
Саша вскинул на Жичина изумленные глаза.
— Как ты узнал?
— Думаешь, один ты хитрый?
— А все-таки?
Невдомек было бесхитростному Саше, что рассказать о сигнальщике так проникновенно и так точно мог только сам сигнальщик. Когда Жичин сказал ему об этом, он искренне огорчился.
— Этак я и скрыть ничего не смогу.
— А что тебе скрывать?
— Может быть, и нечего, но уметь-то надо.
— Не надо. Это же прекрасно, когда нечего скрывать.
На прощание он сказал Жичину, что Маруся влепила ему не только наряды, но и благодарность. В приказе. За отличное владение флотской специальностью. Признался: при давешнем рассказе благодарность эту он замолчал сознательно. Подумал, что, если упомянет ее, кто-нибудь обязательно догадается, что речь ведет не о ком-нибудь, а о себе. Просчитался — догадались и без этого.