А вдохновенный оратор уже сделал свой выбор. Не сейчас — раньше. Он уже успел оценить этот выбор. Да-а, у него есть вера, есть пыл, он до конца дней своих и словом и делом будет жечь сердца людей. Он весь светится этой борьбой и излучает ее.
Молодая женщина-экскурсовод рассказывала о школах итальянских живописцев, о традициях, а Люба не могла оторвать взгляд от портрета оратора. Вадик тоже не остался к нему равнодушным. Подавшись чуть-чуть назад и вновь оглядев знаменитый портрет, он шепнул Любе:
— А где, скажи, взять такой пыл, мощь такую, напор?
Люба подняла на него глаза, улыбнулась.
— Вот здесь. — Она дотронулась до его сердца.
— Только здесь?
— Ну-у, у другого же не займешь?
— Да-a? Это надо же, а я собирался…
— Тогда попробуй. — Люба тихо рассмеялась, и в этом ее смехе Вадику послышалась такая дивная и желанная музыка, о которой он мечтал больше года.
Об их походе на выставку поведала мне обрадованная Раиса. Я не вытерпел и спросил, откуда ей известны столь лирические подробности их встреч. Она обрадовалась еще больше.
— А что? Не верится?
— Отчего же? Могло быть и так, — ответил я.
— Правда ведь — хорошо? Это мне Люба рассказала. Сама-то я почти и не прибавила ничего. За них я теперь спокойна, с Любой и Вадик человеком будет. А вот с дружком твоим Юрием нелады. — Раиса нахмурилась, подошла ко мне, села на подлокотник кресла. — Инесса его выпроводила. Вчера.
— И где же он теперь? — спросил я.
— Подал заявление на квартиру, а пока перебрался в общежитие.
И хмурый вид, и голос с горчинкой — все у Раисы соответствовало минуте, печальной минуте из печальной истории Юрия, но я чувствовал, я знал безошибочно, что она потакала такой развязке, и это было мне неприятно. Пусть Юрий не прав, пусть последние его поступки не отличались ни рыцарством, ни благородством, но он же не враг, не преступник. Что ни говори, а человек войну прошел, и не как-нибудь, а с отличием, ордена и медали на груди. Не однажды смотрел в глаза смерти, два тяжелых ранения пережил — это не шутка. Что-то, наверное, и простить можно, войти в положение. Мы же люди, добра забывать не должны, а то ведь этак любого можно выпроводить. Затосковал я от этого известия. Я затосковал, а Раиса моя, похоже, радовалась. Странно.
— Не казнись. Твоей вины решительно нет ни в чем.
Очень странно. Первый раз за всю нашу жизнь моя жена рассуждала странно.
III
Два года спустя мы встретились с Юрием в поликлинике. Оба обрадовались, обнялись.
— Неправильно живем! — сокрушенно воскликнул Юрий. — Нескладно. Вместе учились, вроде бы друзья, а не видимся по нескольку лет. Не знаю, как ты, а я вспоминаю тебя то и дело.