— Хватит, вся нога горит!
Тогда старшина вытащил из сумки сухую мягкую тряпку, вытер ногу и сказал, чтобы быстрее надевал ботинок.
— Ясно теперь, как греть ноги? — спросил он у бойцов.
— Ясно! — громово ответил взвод.
В прищуренных глазах командира притаились довольные, веселые зайчики, готовые по первому же сигналу хозяина заплясать-запрыгать. Хозяин удерживал их, потому что в эту минуту его сигнала ждали четыре десятка глаз. Наконец он махнул рукой, прозвучала команда старшины, и взвод связистов споро зашагал по мартовскому заливу.
— У тебя, поди, дел уйма по твоей пионерской линии, — сказал он, повернув к Жичину голову. — Так ты иди, мы тут со старшиной одни управимся.
Вот это Мурзин, вот это командир! То, что Жичину больше всего сейчас надо. Он крепко пожал Мурзину руку. В третьей роте он уже побывал, теперь в первую.
Стоило немного поднажать, как вновь явилась непрошеная гостья — усталость. Первым делом она вселилась в ноги, потом вероломно атаковала поясницу и сделала попытку захватить остальную территорию его тела.
Коварный противник — усталость.
Жичин знал по вчерашнему опыту, что самое лучшее — это не обращать на нее внимания. Идти и думать о чем-либо интересном, думать и идти. Так и поступил. Сами собой пришли мысли о Мурзине, о связистах. Им хоть бы что: идут веселые, бодрые, друг перед другом стараются. Они из одной части — из школы связи. И командир оттуда, и старшина. Знают один другого, верят друг другу. Великое это дело — взаимное доверие. Без него ни в походе, ни в бою. А все роты — их было четыре — собраны, как говорят, с бору по сосенке: со всего Балтийского флота по одному, по два бойца из подразделения. Не только боевых задатков и привычек — имен и фамилий друг друга не знали. Командирам в этих ротах приходилось особенно туго. Кому что лучше поручить, когда ни фамилия бойца, ни его лицо ничего еще не говорят командиру? Жичин знал это по себе. Отряд был сформирован двое суток назад, и Жичину удалось пока познакомиться лишь с комсоргами да с членами бюро. Не распознать, не в душу их проникнуть, а лишь познакомиться.
«Теперь все надо делать на ходу», — вспомнились ему слова Прокофьева.
Он прав, конечно, как всегда прав, этот въедливый политрук Прокофьев. Иного пути просто нет. Только надо быть отличным лыжником, чтоб поспевать из одной роты в другую. Ведь надо же хотя б по одному разу в день побывать в каждой роте. Обязательно надо. А тут поясница не разгибается… Э-э, худо, братец. Разогну-улась, куда денется?
А как, интересно, Прокофьев себя чувствует? Он с утра побывал уже во всех ротах, успел вместе с начальником штаба выполнить какие-то задания, партийное бюро провести… Устает он или же поясница у него резиновая?