Настасья рассмеялась.
— Это чтоб потом долго и счастливо? Ты же вчера убежал от меня, как будто хвост подожгли. Если боишься меня, как жить со мной будешь?
— Я больше не буду убегать, — пообещал Николашка, но смутился.
— Вот сейчас и проверим, — подмигнула Настасья, скинула сарафан и побежала к воде.
«Да что ж ей приспичило купаться!» — с досадой подумал Николашка, но на сей раз не оробел, скинул рубаху и пошел в воду.
Настасья плескалась и брызгалась. Николашка собрался с духом и вошел в воду. Как только он это сделал, вода забурлила, заволновалась. «Что за чудеса?» — оторопел Николашка. Глянул парень на Настасью, а на том месте, где она была — водоворот. «Пропадет ведь!» — успел подумать Николашка и кинулся в самый центр воронки спасать нерадивую девку.
Водоворот затягивал Николашку в ненасытный центр, голова то пропадала, то появлялась на поверхности. И тут он увидел бабушку Февронью, которая с разбега плюхнулась в воду прямо в одежде и поплыла к внуку. Бабка насилу вытащила Николашку из воды и села рядом обсохнуть. Николашка плевался и плакал.
— Там На… На-Наста-асья… Я полез спасать, а она… Она утону-у-ула, — всхлипывая, провыл парень.
— Водяниха она, твоя Настасья. Знаю я ее. Давным-давно она была моей подругой, — бабка Февронья помолчала, словно задумалась о чем-то, а затем продолжила. — Никому я не рассказывала, что случилось в ту ночь, а тебе вот поведаю, открою душеньку.
И бабка Февронья начала рассказ.
— Давно это было, почитай, лет сорок уж назад, а то и поболее. Была у меня подруженька Настя. Фенька и Наська — так нас называли.
Николашка отказывался верить своим ушам. Эта девчонка — бабкина подружка? Так ей уж лет шестьдесят, а он прыгать через костер с ней хотел…
— Молодые мы были, глупые, — продолжала рассказывать Февронья. — Хотелось нам с Наськой клад отыскать, чтобы конфет на ярмарке купить. Вот и решили мы в Иванову ночь цветок папоротника сорвать. Парни говорили, кто найдет цветок, тот всегда богатым будет. Вот мы с Наськой и пошли. Одной-то страшно, а вместе вроде как и веселее. Ушли мы в лес далёко, уже не слышно было деревенских собак, а деревья в том лесу высокие, макушками сплетаются — ни звезд, ни луны не видать. Птицы не поют, звери не шуршат, будто ждут беды какой. Наська в меня вцепилась, пойдем, говорит, обратно. А я упертая была. Напрасно что ли так долго шли? Давай, говорю, еще немного поищем, да и вернемся. И только я это сказала, как померещилось мне, будто звезда упала. Потащила я Наську за собой, видим: то не звезда, а цветок ярким пламенем горит. Цветок папоротника. Нашли, значит. Я схватила этот цветок, сорвала. А он горячий! Как нести? Наська скинула с головы платок и мне отдала. Завернула я цветок, он через ткань мне руку греет. Побежали мы со всех ног, а лес нам вдогонку завыл, загоготал страшными голосами. Кровь стынет, а бежать надо и не оглядываться, иначе пропадешь. Склизкие корни цепляют за ноги, как будто костлявые пальцы к тебе тянутся. Страшно, жуть! Уж пожалели мы, что в этот лес зашли. Сама бегу, проклинаю себя на чем свет стоит, и слышу, что подруга отставать начала, а обернуться не могу, иначе схватят и поминай как звали. Так и выбежала я к деревне. Оглянулась — а Настасьи нет. Забрала ее сила нечистая. Только платочек на память о ней остался. Дорогую цену я за цветок тот заплатила…