В конце концов он тоже проникся к этой музыке какой-то легкой, зыбкой нежностью, но все равно ему хотелось, чтобы она поскорее кончилась, и вопреки себе он мысленно произносил: «Вот остановится пластинка, и мы пойдем».
Он злился на Кей, что она способна затягивать паузы в их прогулке без цели и смысла.
Она спросила:
— Чем бы тебе хотелось заняться?
Он не знал. Не представлял, сколько сейчас времени, утратил всякое понятие об обыденной жизни. У него не было ни малейшего желания вновь окунуться в нее, и, однако же, смутная тревога томила его и мешала радоваться настоящему.
— Ты не против пройтись по Гринвич Вилледж?
Не все ли равно. Он был одновременно и безмерно счастлив, и безмерно несчастлив. Поразительно, как они оба чувствовали малейшие оттенки в настроении друг друга.
Она предложила взять такси. Никаких разговоров о деньгах между ними не было. Она не знала, богат он или после всех этих порций виски в кармане у него пусто.
Он поднял руку. Остановился желтый автомобиль, и они, как тысячи и тысячи пар в этот миг, очутились в мягком полумраке машины, где по обе стороны спины шофера плясали разноцветные огни.
Комб заметил, что она сняла перчатку. Оказалось, для того, чтобы погладить его руку, и вот так они сидели, не шевелясь, не разговаривая, все время, пока не доехали до Вашингтон-сквер. Тут уже был не тот шумный и безликий Нью-Йорк, из которого они вырвались, а один из его кварталов, похожий на маленький городок, какой можно встретить в любой стране мира.
Тротуары пусты, магазинчики редки. Из поперечной улицы вышла пара, мужчина неловко катил детскую коляску.
— Я рада, что ты согласился прийти сюда. Я так была здесь счастлива!
Он испугался. Испугался, что сейчас она начнет откровенничать. Неуклонно надвигался момент, когда она примется рассказывать о себе и ему придется ответить тем же.
Но нет. Она промолчала. Она куда ласковей и доверительней опиралась на его руку и сделала движение, которого он у нее не знал, — хотя, по правде сказать, он вообще ее не знал, — а между тем это было такое простое движение: на ходу она касалась своей щекою его щеки, и всякий раз в этот миг происходила почти неуловимая остановка.
— Давай свернем налево, а?
Они были в пяти минутах ходьбы от его дома, и он вдруг вспомнил, что оставил свет в комнате.
Он внутренне усмехнулся, но она почувствовала: теперь они уже ничего не могли скрыть друг от друга.
— Почему ты смеешься?
Он чуть было не сказал ей, но подумал, что она обязательно захочет зайти к нему.
— Да так. Даже не знаю, о чем я думал.
Она остановилась на улице, на которой были только высокие четырех- и пятиэтажные дома.