— Посмотри, — сказала она.
Она показала на дом с белым фасадом, несколько окон в нем были освещены.
— Вот здесь я и жила с Джесси.
Чуть подальше, в полуподвале, сразу за китайской прачечной, был итальянский ресторанчик; его окна были закрыты занавесками в красно-белую клетку.
— А сюда мы с нею часто ходили обедать.
Посчитав пальцем окна, она сообщила:
— Видишь, на четвертом этаже второе и третье окна справа… Квартирка у нас была совсем крохотная. Спальня, гостиная и ванная.
Можно подумать, он ждал этого, ждал, что ему станет больно.
Ему и вправду вдруг стало больно и захотелось причинить боль также и ей, поэтому он чуть ли не со злобой поинтересовался:
— А как же вы устраивались, когда Энрико приходил к твоей подруге?
— Я спала на диване в гостиной.
— Всегда?
— Что ты хочешь этим сказать?
Он знал: что-то там было. В голосе Кей, когда она произносила последние слова, была некая неуверенность. На вопрос она ответила вопросом, тем самым выдав свое замешательство.
А он, вспомнив перегородку, отделявшую его от Уинни и Д. К. К., с такой же злостью бросил:
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Идем.
Только они двое во всем пустом квартале. И ощущение, что им больше нечего сказать друг другу.
— Может, зайдем сюда?
Бар, еще один бар, который она явно знала, ведь он находился на ее улице. Тем хуже! Он кивнул, они вошли и сразу же пожалели: тут не было ни намека на доверительную уютность того бара — слишком большой зал, воняет мочой, грязная стойка, сомнительной чистоты посуда.
— Два скотча.
И сразу же:
— Дай на всякий случай монетку.
И здесь тоже стоял огромный автоматический проигрыватель, но их пластинку Кей не нашла. Поэтому она включила первую попавшуюся, и, пока музыка играла, какой-то полупьяный пытался завязать с ними беседу.
Они допили теплое и тусклое виски.
— Пошли.
На улице она снова вернулась к прерванному разговору:
— Знаешь, я ведь не спала с Риком.
Он с трудом сдержался и не ухмыльнулся: теперь она уже говорила не Энрико, а Рик. А впрочем, почему это должно его трогать? Можно подумать, с другими она не спала.
— Однажды он попытался, хотя у меня нет уверенности, попытался ли.
Неужели она не понимает, что ей лучше бы помолчать? А может, она это специально? Ему захотелось вырвать у нее руку, за которую она по-прежнему цеплялась, и идти, сунув руки в карманы, или закурить сигарету, а то и трубку, — при Кей он ее еще не курил.
— Лучше будет, если я тебе расскажу, а то ведь ты такого напридумываешь… Рик — южноамериканец. Понимаешь? И вот представь себе ночь. Это было месяца два назад, да, точно, в августе. Было страшно жарко… Ты жил в Нью-Йорке во время жары? В квартире как в парилке.