— Что она умеет делать, эта твоя девушка?
— Ничего.
— Не надо сердиться, дружище. Уж ежели я тебе это говорю, то только ради твоей и ее пользы. Сейчас не время играть в прятки. Я серьезно спрашиваю: что она умеет делать?
— А я серьезно отвечаю: ничего.
— Ну, она может работать секретаршей, телефонисткой, манекенщицей, не знаю кем еще?
Комб совершил ошибку. Сам виноват. Он уже расплатился за свое маленькое предательство.
— Послушай, старина… Бармен! Повторить!
— Мне не надо.
— Помолчи! Мне просто нужно потолковать с тобой с глазу на глаз. Понятно? Можешь мне поверить: я сразу засек, что с тобой непорядок, когда ты явился сюда с похоронной физиономией. И когда мы в прошлый раз виделись, выйдя от Гурвича… У тебя был такой вид… Уж не воображаешь ли ты, что я ничего не заметил? Нет? Значит, ей между тридцатью и тридцатью тремя, что означает, ежели перевести на французский, все тридцать пять. И ты хочешь, чтобы я дал тебе совет, который ты моментально постараешься забыть. Ну, так вот тебе мой совет, хотя он и грубый: плюнь, братец, и удирай во все лопатки. А поскольку это все равно, как если бы я тебе ничего не сказал, задам тебе еще вопрос. Во что вы оба вляпались?
Ошарашенный Комб ответил, злясь на себя — злясь за то, что чувствует себя таким маленьким в сравнении с Ложье, который, как ему казалось, превосходил его на несколько голов:
— Ни во что не вляпались.
— Тогда чего же ты беспокоишься? Значит, на горизонте нет ни брата, ни мужа, ни сердечного друга, чтобы шантажировать тебя? Никакого похищения, протокола и не знаю уж каких там еще американских штучек, с помощью которых тут берут мужчину на крючок? Надеюсь, тебе не пришла в голову дурацкая идея повезти ее переспать в гостиницу в соседнем штате, что здесь может оказаться федеральным преступлением и дорого тебе обойтись.
Почему он до такой степени малодушен? Почему не встанет и не уйдет? Из-за тех нескольких бокалов, что он тут выпил? Но тогда, если их любовь зависит от четырех или пяти коктейлей…
— Ты не желаешь говорить серьезно?
— Да нет же, старина, я говорю серьезно. Верней, я шучу, но, когда я шучу, я серьезней всего. Твоей тридцатитрехлетней дамочке, у которой нет ни профессии, ни работы, ни счета в банке, крышка. Понимаешь? Мне даже не нужно вести тебя в «Уолдорф», чтобы продемонстрировать тебе это. Мы сейчас в баре для мужчин. Но сделай несколько шагов, открой дверь, потом пройди по коридору, и ты обнаружишь полсотни девиц от восемнадцати до двадцати лет, одна красивей другой, а кое-кто из них вдобавок еще и девственницы, и все они находятся в том же положении, что и твоя пассия. И, однако же, вскоре сорок восемь из них, на каждой из которой на тысячу долларов тряпок и украшений, поедут ночевать неведомо куда, проглотив предварительно в кафетерии сандвич с кетчупом. Ты сюда приехал работать или нет?