Он слушал ее и в то же время пытался разрешить проблему гостиницы. Они все шагали и уже так были пропитаны усталостью, что даже не замечали ее.
— У Джесси был любовник, Энрико, чилиец, он женат, и у него двое детей. Но он был готов ради нее развестись… Понимаете?
Да, разумеется. Он безвольно и вяло следил за тем, как развивается эта история.
— Видимо, кто-то сообщил Рональду, и, мне кажется, я знаю кто. Сегодня утром я как раз выходила, когда он неожиданно приехал. А в шкафу лежали пижамы и висел халат Энрико. Наверное, произошла чудовищная сцена. Знаете, Рональд — это такой тип, который остается спокойным даже в самых трудных обстоятельствах, и я даже боюсь представить его себе, когда он в ярости. В два часа я вернулась, а дверь заперта. Сосед услышал, как я стучусь. Перед отъездом Джесси ухитрилась передать ему письмо для меня. Оно тут, в сумочке.
Она собиралась открыть сумочку и продемонстрировать письмо. Они только что перешли Шестую авеню, и Комб остановился под светящейся вывеской гостиницы. Неоновая надпись гнусного фиолетового цвета гласила: «Отель „Лотос“».
Комб подтолкнул Кей в вестибюль, и сейчас больше чем когда-либо он был похож на человека, который чего-то боится. Вполголоса он поговорил с ночным портье, который склонился над стойкой, и тот наконец вручил ему ключ с медной пластинкой.
Этот же самый портье повез их наверх в крохотном лифте, в котором воняло уборной. Кей ущипнула Комба за руку и тихо шепнула:
— Попытайся раздобыть виски. Уверена, оно у них есть.
И только чуть позже Комб осознал, что она обратилась к нему на «ты».
Примерно в это время Уинни бесшумно встает и из постели Д. К. К. проскальзывает в ванную.
Номер в «Лотосе» выглядел таким же пыльным, как и свет, который уже просачивался между шторами.
Кей уселась в кресло, спустила с плеч шубку и машинальным движением сбросила с ног черные замшевые туфли на слишком высоких каблуках; теперь они валялись на ковре.
Она сжимала стакан и пила маленькими глоточками, полусосредоточенно уставившись вдаль. Раскрытая сумка лежала у нее на коленях. На одном чулке у нее была длинная, похожая на шрам стрелка.
— Ты не нальешь мне еще стаканчик? Клянусь, это уже последний.
Она заметно захмелела. Этот стаканчик она выпила гораздо быстрей, чем предыдущий, и на какое-то мгновение замкнулась в себе, словно пребывая далеко-далеко от этой комнаты, от мужчины, который ждал, сам толком не понимая, чего он, в сущности, ждет.
Наконец она поднялась, и сквозь розоватость чулок стали видны ее пальцы.
Секунду-другую она стояла чуть отвернув голову, а потом просто, настолько просто, что это ее движение выглядело давно, заранее решенным, подошла к Комбу, положила ему руки на плечи, приподнялась на цыпочки и прильнула губами к его губам.