Я страшно устала.
Спокойной ночи, Франсуа».
В тот день у него и вправду было ощущение, будто он несет в себе такое огромное счастье, что всякий, кто приблизится к нему, просто не сможет этого не заметить.
Все так просто! Так просто!
И в простоте своей так прекрасно!
Страхи оставались, как боли в процессе выздоровления, но его переполняла безмятежность.
Кей вернется, и жизнь начнется снова.
Иначе быть не может.
Он думал только об одном:
«Она возвратится, она вот-вот вернется, и жизнь начнется снова».
У него не было желания ни смеяться, ни улыбаться, ни веселиться, счастье его было спокойное и ровное, и он не хотел предаваться ничтожным тревогам.
Да разве не были его тревоги и впрямь смешны и нелепы?
«Письмо отправлено три дня назад. Кто знает, что за эти три дня…»
И точно так же, как он пытался представить — совершенно неверно — квартиру, что Кей делила с Джесси, до того как он с ней познакомился, он представлял себе огромный посольский особняк в Мехико и этого Ларского, которого никогда не видел, в кабинете во время разговора наедине с Кей.
Какое еще предложение Ларский сделал ей, предложение, которое она приняла, не приняв, и о котором собирается рассказать ему как-нибудь потом?
Позвонит ли она ему этой ночью? В котором часу?
Ведь она же ни о чем не знает. Он что-то по-дурацки бурчал в телефон. И она не имеет ни малейшего представления об изменениях, произошедших в нем. По сути, она все еще не знает, что он любит ее.
Да и не может знать, потому что он сам открыл это всего несколько часов назад!
Что же тогда произойдет? А вдруг они окажутся в разных диапазонах? И ему безумно захотелось немедленно сообщить ей эту новость, рассказать все подробности.
Раз ее дочь вне опасности, ей надо возвращаться. Зачем ей сидеть там, неизбежно подвергаясь воздействию враждебных влияний?
А эта ее идея бесследно исчезнуть, оттого что она его заставляет и дальше будет заставлять страдать!
Нет! Нет! Он должен ей объяснить…
Все ведь изменилось. И ей необходимо знать. А иначе она вполне может совершить глупость.
Он был счастлив, купался в счастье, которое будет завтра и в последующие дни, но которое тотчас же претворялось в страх, потому что он еще не обладал этим счастьем и ужасно боялся, что лишится его.
Да вот хотя бы авиакатастрофа. Он умолит ее ни за что не возвращаться самолетом… но тогда ожидание затянется еще на двое суток… Да и вообще авиакатастрофы случаются ничуть не чаще, чем железнодорожные крушения.
Но в любом случае он поговорит с ней на этот счет. А пока он может выйти; она ведь написала, что позвонит только ночью.