Да и зачем? Он был так далек от всего этого! Все это такое давнее прошлое!
Он даже не сходил заказать ресторатору-итальянцу небольшой изысканный ужин и вообще не представлял, есть ли в холодильнике что-нибудь из еды и питья.
Что же он делал в этот день? Вряд ли она смогла бы догадаться. Все так же продолжал идти дождь, но уже моросящий, и звучал он глуше, а Комб подтащил кресло к окну, раздвинул занавески и уселся. Свет был в тот день резкий, безжалостный, небо без явного сияния, но смотреть на него было мучительно.
Но ему это и нужно было. Кирпич домов, которые целую неделю отмывали дожди, был отвратительного цвета, окна и гардины казались банальными до тошноты.
Да он и не смотрел на них. Позже он удивился, осознав, что ни разу, ни на секунду не бросил взгляда на старого портняжку, который стал их талисманом.
Комб страшно устал. Он было подумал лечь и поспать несколько часиков, но остался сидеть в кресле, расстегнув воротник, вытянув ноги и куря трубку за трубкой, а пепел выбивал прямо на пол.
Он долго так сидел, почти и не шевелясь, но вдруг около двенадцати подошел к телефону и впервые заказал междугородный разговор, назвал номер в Голливуде.
— Алло! Это вы, Алстайн?
Нет, этот человек не был его другом. У Комба имелись там друзья, режиссеры, французские актеры, но сегодня он погнушался обращаться к ним.
— Это Комб… Да, Франсуа Комб… Что?.. Нет, я говорю из Нью-Йорка… Да, старина, я знаю, что, если у вас будет что предложить мне, вы напишете или телеграфируете. Но я не поэтому звоню… Алло!.. Мисс, не разъединяйте…
Отвратительный тип, с которым Комб познакомился в Париже, но не в «Фуке», а на улице около «Фуке», куда он вышел, чтобы тот поверил, будто он покинул ресторан.
— Вы помните наш последний разговор? Вы мне сказали, что если я соглашусь на роли среднего плана, а уж коль быть откровенным, на крохотные рольки, то вам не составит труда обеспечить мне заработок… Что, что?..
Комб горько усмехнулся, на миг представив себе, как пыжится его собеседник.
— Точнее, Алстайн… Я же с вами разговариваю не о своей карьере… Сколько в неделю?.. Да, да, согласен на любые… Черт побери, да это вас совершенно не касается! Это касается только меня… Отвечайте на мой вопрос, а на все прочее плюйте с высокого дерева…
Незастеленная кровать, а по другую сторону серый прямоугольник окна. Резкая белизна и холодный серый цвет. И он, говорящий резким тоном.
— Сколько?.. Шестьсот долларов?.. В хорошие недели?.. Хорошо! Пятьсот… Вы уверены в своих словах?.. И готовы подписать контракт по этой ставке, ну, скажем, на полгода?.. Нет, прямо сейчас я не могу ответить… Вероятно, завтра… Нет, нет… Я вам сам позвоню.