— Идем.
Она послушно последовала за ним, обеспокоенная, мучаясь над новой загадкой, которую он загадал ей. И тогда он объяснил:
— Мы тут перекусим, а потом пойдем домой.
Когда он вошел в освещенный зал закусочной в мокром плаще, намокшей от дождя шляпе и с трубкой в зубах, которую успел закурить в такси, то и впрямь мог бы сойти за искателя приключений.
Он заказал яичницу с беконом, даже не спросив у Кей, хочет она ее или нет, а потом, не дожидаясь, когда она полезет в сумочку за сигаретницей, попросил пачку сигарет, которые она курила, и предложил ей.
Интересно, догадывалась ли она, что пока еще он ничего не может ей сказать?
— Больше всего, Франсуа, меня потрясло то, что это произошло в ту ночь, когда я радовалась, что могу сообщить тебе о своем возвращении.
Ей могло показаться, что он холодно смотрит на нее, что никогда он не смотрел на нее так холодно, даже в первый день, вернее, в первую ночь, когда они тут повстречались.
— Почему ты это сделал?
— Не знаю. Из-за тебя.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего. Это слишком сложно.
Он держался угрюмо, почти отстраненно. А у нее была потребность Говорить.
— Я должна немедленно рассказать тебе, даже если тебе это будет скучно, что предпринял Аарский. Имей в виду, решения я еще не приняла. Я хотела сперва поговорить с тобой.
Но он уже заранее все знал. Если бы кто-нибудь сейчас наблюдал за ними, то принял бы его за самого безразличного мужчину на свете. Все это имело такое ничтожное значение в сравнении с его решением, в сравнении с величайшей человеческой истиной, которую он открыл!
Она полезла в сумочку. Вот опять недостаток вкуса. Она лихорадочно рылась там, но нет, он не сердился на нее за это.
— Взгляни.
Чек. Чек на предъявителя на пять тысяч долларов.
— Я хотела бы, чтобы ты понял…
Разумеется, он понимает.
— Нет, он сделал это вовсе не потому, что ты думаешь. Притом, в сущности, я имела право на это по условиям развода. Но я никогда не желала поднимать вопрос о деньгах, так же, как не требовала, чтобы он отдавал мне дочку на сколько-то там недель в году.
— Ешь.
— Тебе не интересно слушать то, что я рассказываю?
И он чистосердечно ответил:
— Нет.
Так что же, он предвидел это? Почти. Он был слишком далек. Как тот, кто взобрался на вершину холма задолго до других.
— Соль, пожалуйста.
Она принялась за еду. Соль. Перец. Немножко английского соуса. Затем огня для сигареты. Затем… Впрочем, он не выказывал нетерпения. Не улыбался. Он оставался серьезен, как в аэропорту, и это сбивало ее с толку.
— Если б ты знал его, а главное, знал его семью, ты бы не удивлялся.