Направляясь к нему, она улыбнулась; улыбка была робкой и как бы неловкой, и у него возникло ощущение, что он совершает кощунство, присутствуя при рождении счастья.
Встав перед его креслом, она протянула ему руки, и он тоже поднялся, ибо в этой минуте было нечто торжественное, требующее, чтобы оба они встретили ее стоя.
Они не обнялись, они стояли, прижавшись друг к другу, щека к щеке, и долго молчали; молчание как бы вибрировало вокруг них, но вот, наконец, она решилась прервать его, прошептав:
— Ты пришел.
И вдруг ему стало стыдно; он, правда, смутно, но осознал истину.
— Я не верила, Франсуа, что ты придешь, и даже не смела надеяться, и порой даже желала обратного. Помнишь, у вокзала в такси, еще лил дождь, и я сказала тебе слова, которые, я думала, ты никогда не сможешь понять?
Это не отъезд… Это приезд…
Для меня…
А сейчас…
Он вдруг почувствовал, что она падает ему в объятия, но был так же слаб и неловок, как и она, перед лицом того чуда, что произошло с ними.
Боясь, что ее не удержат ноги, он хотел отвести Кей к кровати, но она чуть слышно выдохнула:
— Нет.
В эту ночь им не нужна была кровать. Они вдвоем устроились в огромном потертом кресле, и каждый слышал, как стучит сердце, чувствовал дыхание другого.
— Франсуа, не надо ничего говорить. Завтра…
Потому что завтра настанет рассвет и придет пора навсегда вступить в их общую жизнь…
Завтра они уже не будут одиноки, ни за что больше не будут одиноки, и когда она вдруг вздрогнула, а он почти в тот же самый миг ощутил что-то вроде давнего страха, запрятавшегося глубоко в горле, оба поняли, что они одновременно, сами того не желая, бросили прощальный взгляд на свое былое одиночество.
И оба спросили себя, как они могли так жить.
— Завтра… — повторила Кей.
Больше не будет комнаты на Манхаттане. И не будет нужды в ней. Они могут отправиться куда угодно, и больше им не нужна будет пластинка в маленьком баре.
Почему она улыбнулась с ласковой насмешливостью, когда напротив у портняжки зажглась лампочка, висящая на длинном шнуре?
Комб сжал ей руку, отвечая, потому что сейчас им не нужны были слова.
Проведя ему ладонью по лбу, Кей спросила:
— Ты думал, что опередил меня, да? Думал, что ушел далеко вперед, а на самом деле, бедный ты мой, ты отстал.
Завтра будет новый день, и этот день уже вставал, издалека уже доносились первые отголоски просыпающегося города.
К чему торопиться? Этот день принадлежит им, и дни, которые придут потом, и город, этот либо какой-нибудь другой, уже не способны были внушить им страх.
Через несколько часов эта комната перестанет существовать. Посреди нее будут стоять чемоданы, и кресло, в котором они сидели, обнявшись, вновь обретет угрюмый облик кресла из дешевой меблированной квартиры.