— Да, здесь и впрямь живет что-то странное. И всегда будет жить, — всхлипнула сестра.
— Боже мой, я вовсе не это имел в виду!
Он вскочил и осмотрелся:
— Знаю, у тебя свое мнение на этот счет, и я его уважаю. Но мы оба знаем, что я придерживаюсь иной точки зрения! Так что давай не будем придумывать сверхъестественных объяснений.
Я же парила рядом — неосязаемая, невесомая. Невзирая на плачевное состояние, я не могла просто уйти, в то время как Аллан отрицал мое присутствие.
— Я имел в виду, — продолжал он своим низким голосом, — необычный, почти зловещий холод. Ей-богу, Тереза… — Он сделал паузу. — Будь я суеверен или будь я женщиной, я бы, пожалуй, счел это за появление призрака!
Последние слова он произнес совсем тихо, но Тереза все равно поежилась:
— Не говори так, Аллан! И не думай об этом, умоляю! Я изо всех сил пытаюсь не думать об этом, так помоги же мне. Ты же знаешь, что бродить по земле остаются только неприкаянные, беспокойные души. С ней же случай совсем иной. Она всегда была такой счастливой. Она и сейчас, должно быть, счастлива.
Я ошеломленно слушала речь Терезы. Откуда такая слепая уверенность в своей правоте? Как же глупо болтать такую чушь!
Аллан нахмурился.
— Не надо понимать буквально… — начал он.
Я же, секунду назад почти коснувшаяся его, теперь отлетела подальше и слушала его со странным, новорожденным чувством жалости.
— Я говорю не о том, что ты именуешь духами, но о куда более страшных материях. — Он опустил голову на грудь. — Не знай я, что никогда не причинял ей никакого вреда, я бы сейчас корчился от чувства вины, от раскаяния… Тереза, ты, наверное, знаешь ее даже лучше, чем я. Она всегда была довольна жизнью? Она верила в меня?
— Верила ли в тебя? Она же знала, какой ты хороший человек! Она знала, что ты обожаешь ее!
— Она правда так думала? Она говорила тебе об этом? Боже мой… что же тогда меня так беспокоит? Если все так, как ты говоришь, Тереза, и она знает то, чего не знала прежде, и не против…
— Против чего? Что ты имеешь в виду, Аллан?
Я же, обладающая определенным, пусть и нечестным преимуществом над живыми, видела насквозь. Я отдавала ему должное, несмотря на мою ревность: он не собирался рассказывать ей все. И, не мучай я его своим призрачным соседством, он бы и не рассказал. Но наступил решающий момент, и все выплеснулось наружу. Он поведал ей страстную, бурную историю нашего прошлого. Всю нашу совместную жизнь он щадил меня, берег от тревог, кутая в белую мантию безукоризненной преданности. Однако, как я теперь с горечью понимала, лучше бы он по примеру многих других мужей нашел какую-нибудь тайную слушательницу давным-давно — я бы и не знала. Однако он оставался предан мне и потому ждал, пока я, ныне безмолвная и прикованная к этому дому, не выслушаю его здесь. При жизни я изучила его так хорошо, что теперь читала все в его глазах и догадывалась, что он скажет, раньше, чем слова вылетали изо рта. И все же они больно ударяли меня кнутом невыносимого стыда. Ибо я, его жена, не подозревала, как страстно он мог любить все эти годы. Любить… мою сестру.