А Тереза, маленькая предательница, тоже должна была как-то реагировать! Как только он начал, она приветливо повернулась к нему, и последние крохи моих сомнений рассеялись. Это было невыносимо. Но вдруг — быть может, из-за мелькнувшей мысли обо мне — она оборвала его на полуслове и выгнала. Аллан теперь был ее. И все же она его оттолкнула. Мне оставалось только последовать за ними.
Наконец мой скорбящий дух обрел желанное убежище. Больше не было нужды переносить нестерпимые для людей муки. Я оборвала нить, связывающую меня с ними. Безжалостная боль от произошедшего притупилась, все звуки и цвета исчезли, возлюбленные растаяли, а меня снова милостиво затянула тусклая бесконечная тьма.
* * *
Неизвестно сколько — ибо я утратила чувство времени — я не могла освободиться от земных тревог: это оказалось слишком сложно. Чувство ревности безжалостно приковывало меня к миру живых. Хоть два самых дорогих моему сердцу человека и «отреклись» друг от друга, я не могла им доверять: случившееся казалось мне проявлением скорее притворства, нежели благородства. Как можно довериться им, если призрачный страж не будет отгонять их друг от друга уколами потаенных страхов и неприятных воспоминаний? Я не сомневалась, что моя бдительность приносит плоды, ибо к этому моменту в полной мере освоила ту новую, ликующе-пугающую силу, что поселилась во мне. Череда осторожных опытов научила меня, как через касание, дыхание, желание, шепот контролировать Алана и держать его подальше от Терезы. Я могла мелькнуть на очень краткий миг, словно мысль. Я могла заронить крошечное зерно страха — как тень, падающая с распускающегося листа, — в его измученное сознание. И я знала, что все это он будет трактовать как неизбежные укоры совести. Он пришел к мысли, что с его стороны было страшным грехом тайно любить Терезу все эти годы, а я мстила, позволяя ему так думать и неустанно пережевывать эту мысль снова и снова.
Я не всегда пребывала в таком настроении. Когда Аллан с Терезой были далеко друг от друга, я любила их так же горячо, как и прежде, — быть может, даже горячее. Ибо я не могла не осознавать, что под моим влиянием они оба стали более достойными людьми, чем те, которыми я их когда-то знала. Долгие годы они были столь самоотверженны, что я могу лишь безмолвно восхищаться ими. В то время как я жила исключительно ради себя, эти два чудесных создания жили исключительно для меня. Они даровали мне все, а себе — ничего. Из-за моей (не заслуживающей того) персоны их жизни стали постоянной пыткой самоотречения — пыткой, которую они не осмеливались смягчить даже одним брошенным друг на друга понимающим взглядом. Бывали даже такие удивительные минуты, когда в глубине моего ныне всезнающего сердца рождалась жалость к бедным созданиям, которые по-прежнему пребывали в ловушке этого… Гроба чувств.