— Не лопнут, потрогай! — кричат они.
Леха не знает, у кого трогать: не то у Таньки, не то у Маньки, а они вдруг обе перестают надуваться и хохочут, тыча пальцами прямо Лехе в лицо:
— А где твой глаз? Косой, косой!
— Ничего я не косой, меня пчела укусила.
Но так как Танька-Манька продолжают хохотать, Леха обиженно говорит:
— Ага, если б вас так. Ладно, ладно, я скажу Сане Маленькому.
Но Танька-Манька все равно не слушают. Их все так зовут на деревне — Танька-Манька, даже если они и бывают поврозь, хотя поврозь их никто и не видит, а всегда вместе, потому что они двойняшки. А кроме них у бригадира Сани Маленького еще две пары двойняшек, но Танька-Манька — старшие, и они продолжают кричать:
— Косой, косой!
От обиды Леха сначала хотел заплакать, но раздумал: перед кем плакать-то, и, разогнавшись, крикнул:
— Глядите, нырну, синий камень достану!
— Не достанешь! Не достанешь!
Леха нырнул, да зря поторопился, и воздуху ему до дна не хватило.
— Ну, достал? — съехидничали Танька-Манька и поплыли к другому берегу. — Догоняй!
Леха догонять не стал, ребра у него ходуном ходили под кожей, но он упрямо повторял:
— А вот и достану! А вот и достану!
Достать синий камень со дна вира — это была мечта всех мальчишек, потому что у кого был синий камень, тот на весь год становится командиром. Прошлым летом командиром был Костя, он из города к бабке Аксинье в гости приезжал, а ныне к другой бабке в Москву поехал, и борьба за командирство разгорелась с новой силой. Не было ни одного дня, чтоб мальчишки не ныряли в вир в надежде достать синий камень. А он небось лежал на дне и посмеивался: ну-ка, попробуйте, ну-ка!
И хотя вода в виру была холодной, как у лягушки брюхо, Леха еще раз нырнул. На этот раз он достал до дна, загреб камень рукой, но когда вынырнул и разжал ладонь, то увидел: камень был не синим, а серым, и Леха со злости запустил его далеко в кусты. Оттуда как ошпаренный выскочил Витька-Мочало:
— Ты что кидаешься, как дам под дыхало!
Леха не стал с ним драться: его раз толкнешь, а он уж домой — жаловаться. Сопли распустит: мам, а мам, чего они лезут? С такими Леха не любил связываться. А тут еще ночь надвинулась, расстелила себе постель из тумана, хоть и горел еще в небе закат, полыхал березовым огнем, а вода в реке была от заката тихой и красной.
Он посидел немножко над виром, помечтал: вот бы в воде пожить, как рыба, или в небе — как птица, и пошел не спеша домой, ведь дома-то небось все уже спали.
Проходя мимо хаты деда Егорыча, Леха не удержался, чтоб не заглянуть на крыльцо, но в прикрытую дверь увидел, что дед стоит на коленях и молится — только бороденка трясется, — и не стал ему мешать. Хотя сам дед признавался и божился даже, что в бога он не верит, а просто кажын дён итог свой подводит.