Он немного помолчал, а мать все равно плакала — не успокаивалась.
— А с другого конца повернуть, — сказал отец, — кому сейчас нужда в ней? Кто об земле-то заботится?
Леха слушал, слушал, как они ругаются, то злобно, то ласково, как песни поют, да так и заснул, будто в вир с головой нырнул, а как нырнул, то увидел: на дне его полным-преполно синих камней, бери какой хочешь. Леха нагреб целые карманы, чтоб и Таньке-Маньке по камушку дать, и деду Егорычу, и Натке, пусть все командирами будут, ему не жалко. А маме Леха оставил самый маленький камешек, но такой синий-пресиний, как колокольчик в росе, чтоб только не плакала и на отца не ругалась. А когда раздал все синие камни, тогда и проснулся, потому что делать во сне стало больше нечего.
Леха открыл глаза и встретился с солнцем, но солнце юрк за стог и спряталось. Вот хитрое, как увидит, что Леха проснулся, тотчас же и спрячется, словно в жмурки с ним играется. А в хате от этого сразу стало темно, лишь дымные тени поползли по полу — от тополя, что рос под окном, весь белый свет загораживал, и тени зашевелились, как щенята. Леха пугнул их ногой, а потом вспомнил про воскресенье и мигом слетел с кровати. Затянул потуже штаны, чтоб не спадали, рубаху на плечи и выскочил в сенцы. Огляделся туда-сюда: где же они? Ни отца, ни матери на постели уже не было. Ну, мать, ладно, на ферму потопала, а отец? Ведь обещал же, обещал и забыл. Эх, папка, папка, а еще говорил: дите обмануть что в чистый колодец плюнуть. Вот и плюнул. Кто теперь из того колодца пить будет? Правда, Леха уже не дите, ему с лета восьмой год пойдет, но ведь все равно — плюнул.
И, прислонясь головой к притолоке крыльца, Леха горько и безнадежно заплакал. Плакал он долго, пока не надоело, но все равно остановиться никак не мог. Но и плача все же услышал, как скрипнула в хате люлька — это Натка вывалилась из нее и приползла к порогу.
— Еха, не пачь, — сказала она и показала ему язык.
— Ага, если б тебя так обманули, сама б тридцать разов заплакала.
— Пакаля, пакаля, — обрадовалась Натка и вдруг, поскользнувшись, упала, перекатилась через порог. Леха бросился к ней на помощь.
— Ушиблась? Больно?
— Больня. Тють, — сказала Натка и пальчиком тронула заплывший Лехин глаз.
— Да нет, мне не больно. Только глядеть неловко. А Галина приехала?
Натка пожала плечами и засмеялась. Она всегда смеялась, когда совсем и не смешно-то было.
— Ну ты, хватит дурочку корчить, — сказал ей Леха, — давай одевайся и пойдем папку искать.
— Иськать, иськать.
Она все переговаривала, как попугайка, что ни скажешь, она тут же и переврет.