— Не председательский ли это «газик»? Вон, у Кудряшки, отдыхает.
Анна Максимовна, приглядевшись и действительно узнав «газик», приказала живо ехать туда. Подрулив прямо к березе, шофер чуть не наехал на председателя, зарывшегося в копну так, что наружу торчал лишь сапог с разорванным и аккуратно залатанным голенищем.
— Это его сапог? — спросила Анна Максимовна.
— Его! — подтвердил Гена.
— Ну-ка, дерни!
Шофер Гена дернул, но, видать, не рассчитал сил и шлепнулся наземь. В руках у него оказался сапог вместе с портянкой, а председатель, не просыпаясь, подтянул и спрятал в солому босую ногу.
Анна Максимовна нахмурилась.
— Иван Макарович! — громко позвала она. Солома зашевелилась. — Вот так, Гена, — насмешливо заметила она, — председатель передового колхоза «Рассвет» проводит уборку урожая.
Иван Макарович быстро поднялся:
— Простите, всю ночь не спал, а тут сморило… — Он стоял перед секретарем райкома, весь обсыпанный соломенной трухой, припадая на босую ногу, виновато теребя черную бороду, — Я не ждал, что вы так рано можете заявиться…
— А разве рано? Двенадцатый час…
Он надел сапог, отряхнулся:
— Что вас, Анна Максимовна, интересует у нас?
— Все, — проговорила она строго. — Решительно все. — Она опустилась на развороченный ворох соломы, сняла с головы косынку — черные густые волосы так и потекли по ее плечам. — Хорошо-то как, а? Хлебом пахнет…
Иван Макарович недоверчиво взглянул на нее.
— Да, да, — улыбнулась она в ответ на его немой вопрос. — А почему бы мне и не поваляться на свежей соломке? Я ведь тоже человек. Ты никогда не задумывался над этим, Иван Макарович?
— Никогда, — честно признался он.
— Спасибо за откровенность. Но давай хотя бы на время забудем, что я секретарь райкома, а ты председатель колхоза, давай поговорим просто как люди. Допускаешь такую возможность?
— И даже приветствую.
— Тогда садись рядком, — слегка отодвинулась на соломе Анна Максимовна, — и поговорим ладком.
Лицо у Ивана Макаровича было темное, и на нем, как пучки спелого овса, кустились светлые брови. Борода же была черная, а глаза под цвет бровей — тоже светлые, хотя и не понять, какого оттенка: не то голубого, не то зеленого.
Анна Максимовна мягко, но требовательно заглянула в эти непонятные глаза, попросила:
— Расскажи мне о себе, Иван Макарович. Я ведь так мало о тебе знаю.
Он загреб в кулак пучок соломы, стал завивать ее тугим жгутом, как для вязки снопа.
— Мое личное дело всегда у вас под рукой.
— Какой ты ершистый, однако, — недовольно проговорила Анна Максимовна, — я ведь не настаиваю — прошу.
— Слова-то у вас просительные, а голос…