Я и забыла, что обниматься в общественных местах здесь считается верхом неприличия. Халид включил зажигание и провел рукой по лицу.
Мы молча поехали в направлении устья Крика, через тоннель Шиндага, вдоль гавани к Джумейра. Из радиоприемника лилась арабская музыка. Мне вдруг захотелось, чтобы Халид остановился где-нибудь на берегу и мы с ним побрели босиком по мягкому песку, позабыв обо всем на свете и отпустив все тормоза. Да, вот такая вот я глупая — даже теперь, когда я знала, что все потеряно, мне не приходила в голову мысль, что ещё не поздно дать задний ход. Оторваться от него, распроститься с ним — навсегда. Нет, я витала в облаках романтических, несбыточных грез. Я представляла себе, как Халид совершенно теряет рассудок от поцелуев при луне и уже не видит другого пути, кроме нарушения слова, данного им Богу и семье. Вот такие картины рисовало мне мое воображение.
Но Халид никогда не нарушил бы свой долг чести по отношению ко мне и своей будущей супруге. Для этого он слишком уважал любовь, жизнь и себя. Я, конечно, в глубине души знала это и ещё больше любила его за это.
Вскоре уже должен был показаться впереди «сверкающий сундук с драгоценностями». Халид как-то рассказывал мне, как его умилила открытка с моим описанием этого «сундука»: «Отель, который называется «Джебель Али», недалеко от Дубая…» Притом что это место известно каждому в стране. Кроме городских отелей есть только один расположенный прямо на берегу моря, который арабы очень ценят. Но я этого, конечно, не знала.
— Верена, ты ещё должна мне кое-что объяснить, ты помнишь? — вдруг сказал Халид.
Я посмотрела на него вопросительно.
— Только не делай вид, что не понимаешь, о чем идет речь! — улыбнулся он со страдальческим выражением лица.
— Ты что, имеешь в виду мое исчезновение?…
— Да, именно это я имею в виду.
— Послушай, Халид, мне кажется, ты и сам прекрасно понимаешь, почему я так поступила. Я просто уже не видела другого выхода. Я должна была как-то освободиться от этой безнадежной любви, пока у меня ещё было время. Ведь у меня не было ничего, за что я могла бы держаться, — ни планов, ни обещаний, не говоря уже о твоем присутствии или хотя бы надежде на замужество. Ничего. Абсолютно. Я до сих пор так ничего и не узнала о твоих тогдашних намерениях. Так что ты, я думаю, вполне можешь меня понять.
— Нет, не могу!
Это твердое, жесткое «нет» прозвучало как пощечина.
— Но послушай, ты же…
— Нет, нет, нет! Это совсем не оправдывает тебя, — перебил он меня.
Я испуганно умолкла. Его лицо побагровело от гнева. Я поняла, что мне лучше ничего не говорить. В его груди, похоже, все кипело, как вулкан. И скорее всего, уже давно.