– Сонь, я ничего не имею против твоего общения с математиками. – Мимолетно улыбнулся Женич и тут же вновь посерьезнел. – Но очень сильно сомневаюсь в неумолимых математических способностях человека, который не смог написать свой собственный диплом.
В воцарившемся за нашим столом обездвиживающем молчании я судорожно пыталась вычислить своим неумолимым математическим умом, откуда, черт возьми, Женич ухитрился узнать о написанном мной за Максима дипломе. Эту историю я точно никому в Пущино не рассказывала, ни единому человеку! Да, в Бауманке было несколько человек, которые об этом знали, но где Женька мог с ними пересечься настолько тесно, чтобы обсуждать чужую, не слишком интересную сплетню? Хотя, на нашей «исторической родине» все же был один человек, который знал – моя мама. Но не могла же мама поведать ее Женичу!
– И откуда ты об этом знаешь? – не глядя на него, произнесла я, с удивлением слушая свой собственный изменившийся голос.
– Помнишь, у вас была соседка, Лидия Аскольдовна? – Женькин голос звучал очень мягко, практически без интонации.
Значит, все-таки мама. Конечно, я помню Лидию Аскольдовну, Соседку и Мамину Подругу. Сколько вечеров я провела в детстве с ней, ее мужем и детьми-подростками, когда маме нужно было задержаться на работе! Сколько вкуснейших пирожков ее выпечки мы получали от нее на каждые праздники!
– А ты-то ее откуда знаешь? – спросила я со вздохом.
– Не я – моя мама. Они вместе работали.
Женька, кажется, испытывал облегчение от того, что я сама уже все поняла, и у него не было необходимости вдаваться в неудобные подробности.
– А что еще ты знаешь?
Он замялся. Разговор явно давался ему нелегко, но что-то, тем не менее, заставляло друга Женича упрямо двигаться вперед. Неужели забота о моей психике?
– Знаю, что после диплома он… то есть вы расстались… Что ты сильно болела, а потом, вместо того, чтобы искать работу по специальности, решила получить новое образование. Твоя мама говорила Лидии Аскольдовне (а она, как ты понимаешь, моей маме), что ты не хотела заниматься ничем, что связано с учебой в Бауманке. Сонь, я знаю, что лезу не в свое дело, но ты уверена, что из всех доступных тебе математиков ты хочешь общаться именно с этим?
Я просто молчала. Мне требовалось время, чтобы принять простой факт: все эти годы, пока я думала, что храню свой единственный незавидный роман в глубочайшем секрете, Женька был в курсе чуть ли не всех его неловких подробностей.
– Кто-нибудь еще знает?
– Я, как ты наверняка догадываешься, никому ничего не рассказывал. Думаю, что моя мама тоже. Но остается Лидия Аскольдовна.