Деревянные пятачки (Воронин) - страница 4

«Надо бы поглядеть на избушку», — подумал Александр Николаевич и заторопился к берегу. Но поравнявшись с валуном, остановился. На его горбушке лежал твердый, подтаявший снег, а тогда камень был горячий, и они стояли на нем, и, кто знает, может, до сих пор сохранились там, на чаячьих пятнах, следы его ног и Марии, — ведь не могло же время все смыть...

Ах, какая тогда была чудесная пора! Никаких забот, никаких омрачающих дум. Вот так, наверно, живут птицы. Они даже не думали об еде. Десяток пойманных на удочку рыб, две картофелины — вот и уха. Вместо хлеба сухари, и сыты. Как все было неприхотливо и прекрасно!

Да, вот тут она стояла, на этом камне. И он забирался к ней. И они, обнявшись, стояли на верхушке и грелись на солнце, чувствуя, как накаляется кожа и от нее исходит сухой жар. И он обнимал ее, и она улыбающимися глазами поглядывала на него снизу и, чувствовалось, была счастлива. Да ведь и он был счастлив. Что же тогда помешало им соединиться на всю жизнь? Ничего. Была просто та самая бездумность, когда настоящее не ценится и почему-то кажется — все лучшее впереди. А что было у него лучшего? Теперь уже можно признаться себе — ничего. Женился на дочери профессора. Радовался: как же, вошел в такой дом! А ведь ее не любил. У тещи по четвергам собирались люди с положением, и ему очень льстило, когда кто-либо из них заговаривал с ним. Зачем это было нужно ему? Да только затем, чтобы легче жить. Легче пробиться в верхи. Конечно, он кое-чего достиг, выскочил поперед своих однокашников, но только на какое-то время, а потом они догнали его и живут не хуже, а некоторые и получше. И квартиры у них получше. А он живет с тещей, которая совсем одряхлела после смерти мужа, и с женой, которую уже давно считает чужим человеком. Собственно, никогда близкой ему она и не была. Не была такой, как Мария...

Да, удивительно, до чего же тогда было все хорошо!

По вечерам они сидели на пороге сторожки и глядели на гаснущий закат. А под ним было озеро, большое, с островами, с широким плесом, и все, что творилось на небе, все отражалось в воде. Опускалось солнце, и по всему небу разливалось багрово-пламенное сияние. И такое же сияние заливало все озеро. Потом сияние незаметно для глаза переливалось в оранжево-желтые краски, потом в зеленые, и постепенно все гасло. И небо как бы остывало, и острова начинали отдаляться, сливались с тем берегом. И черными силуэтами на потемневшем небе пролетали с полей в камыш кряквы.

Она сидела притихшая, припав к его плечу. И он видел, как на ее губах блуждала улыбка... Нет, никогда уже такой девушки у него не было. Не было ни такой доверчивости к нему, ни такой близости. И не понимал он тогда этого, не ценил. Ему казалось, так и должно быть, а как же иначе! Мало того, радовался, как он все здорово устроил. И сторожку эту нашел, и девчонку сюда привез, чего же еще лучше? Природа, Он и Она! — лучше не бывает.