Удольфские тайны (Радклиф) - страница 276

При этих словах Эмили побледнела, но понадеялась, что неправильно поняла Бертрана, а тот меж тем продолжал:

– Господин тоже выстрелил, но скоро его заставили выйти из экипажа. А когда он обернулся, чтобы позвать своих людей, его атаковали. Да как! Он получил сразу три удара кинжалами в спину, упал и через минуту скончался. Однако дама убежала, так как слуги услышали стрельбу и подоспели прежде, чем к ней успели подобраться. «Бертран, – сказал синьор, когда его люди вернулись…»

– Бертран? – воскликнула бледная от ужаса Эмили.

– Разве я сказал «Бертран»? – смутился провожатый. – Нет, Джованни. Но я забыл, на чем остановился… «Бертран», – сказал синьор…

– Опять Бертран! – дрожащим голосом проговорила Эмили. – Почему вы повторяете это имя?

Провожатый выругался.

– Какая разница, как его звали? Бертран, Джованни или Роберто… все равно. Вы уже дважды сбили меня этим вопросом. «Бертран, – сказал синьор, – если бы твои товарищи так же справились с работой, как ты, я не потерял бы синьору. Иди, добрый человек, и будь счастлив». Синьор дал ему кошелек с золотом, правда, денег там оказалось совсем не много за такую службу.

– Да-да, – закивал Уго. – Совсем не много.

Эмили уже едва дышала. Когда она впервые увидела этих людей, их внешность и связь с Монтони уже внушили ей страх, но сейчас один из них едва не признался в убийстве, а ей предстояло провести ночь под его охраной, среди диких пустынных гор. Эмили охватил настоящий ужас, еще более невыносимый от необходимости скрывать свои чувства. Зная характер Монтони и вспомнив его угрозы, она верила, что он отправил ее с этими людьми специально, чтобы они прикончили ее вот в таком глухом месте, а он наконец получил те поместья, которых так долго и упорно добивался. Но ведь для этого вовсе не обязательно было отправлять ее так далеко от Удольфо: если синьор опасался убить ее прямо в замке, то мог бы это сделать в каком-нибудь укромном месте в его окрестностях. Однако подобные соображения не пришли в голову Эмили, обеспокоенной другими пугающими обстоятельствами. Она не осмеливалась заговаривать с провожатыми: от одного звука их голосов она начинала дрожать, а когда изредка бросала на них осторожные взгляды, смутно различимые в темноте лица лишь усиливали ее ужас.

Солнце уже село. Подсвеченные снизу алым сиянием, тяжелые тучи медленно плыли на западе и отбрасывали красные отсветы на бормочущие на ветру сосновые леса. Сердце защемило, и все вокруг показалось еще более мрачным и суровым, чем было на самом деле: сумеречные горы, хрипло ревущий водопад, черный лес, теряющаяся во тьме глубокая лощина, прорезанная ущельями и поросшая кипарисами и платанами. Казалось, лощине этой нет конца: не было видно ни деревни, ни одинокой хижины, сюда не долетал ни собачий лай, ни принесенный ветром далекий крик. Дрожащим голосом Эмили осмелилась заметить, что наступает ночь, и спросила, как далеко еще ехать, однако провожатые слишком увлеклись беседой и не ответили, а она не стала повторять вопрос, чтобы не провоцировать их раздражение и грубость. Впрочем, через некоторое время мужчины покончили с ужином, собрали остатки еды в сумку и в мрачном молчании продолжили путь по темной извилистой впадине между горами. Эмили же не оставалось ничего иного, как размышлять о своей участи и тайных замыслах Монтони. Конечно, ее ждала расправа: даже если синьор не собирался ее убивать, чтобы немедленно захватить поместья, то планировал где-нибудь спрятать, чтобы в будущем в полной мере удовлетворить свою жадность и жажду мести. Вспомнив поведение синьора Брокио несколько дней назад, Эмили утвердилась в последнем предположении. И все же зачем потребовалось убирать ее из замка, где беспрепятственно творились черные дела?