Свет меркнет, и вороны
Спешат укрыться в чаще леса:
Дневные блага никнут и слабеют
Пред черными деяньями ночными.
Шекспир У. Макбет
Тем временем граф де Вильфор с дочерью провели две приятные недели в гостях у барона и баронессы де Сен-Фуа, совершая романтические экскурсии в горы и наслаждаясь необыкновенными пиренейскими пейзажами. Граф с грустью попрощался со старыми друзьями, не теряя, впрочем, надежды на скорое объединение семейств, ибо было решено, что сын барона, молодой месье Сен-Фуа, ныне сопровождавший гостей в Гасконь, получит руку мадемуазель Бланш сразу по прибытии в Шато-Ле-Блан. Путь из поместья барона в Ла-Валле проходил по самым диким тропам Пиренеев. Там, где экипажи не могли пройти, граф нанимал крепких мулов, а также пару надежных провожатых – хорошо вооруженных, знакомых со всеми перевалами, лощинами и ущельями, помнивших названия всех горных пиков, знающих каждый лесок, каждый брод в быстрых речках и точное расстояние до охотничьих и пастушьих хижин. Впрочем, последние сведения не требовали хорошей памяти, так как подобные обители встречались в этих диких местах крайне редко.
Граф выехал из поместья барона де Сен-Фуа рано утром с намерением провести ночь в маленькой горной гостинице примерно на полпути в Ла-Валле, о которой узнал от проводников. Хоть этим постоялым двором пользовались преимущественно испанские погонщики мулов по дороге во Францию и рассчитывать на комфорт не приходилось, выбора у графа не было, поскольку других гостиниц просто не существовало.
После долгого утомительного дня путешественники оказались в лесистой долине, окруженной крутыми высокими горами. Много миль они проехали, не встречая человеческого жилья и только изредка слыша доносившийся издалека меланхолический звон овечьих колокольчиков, а сейчас неожиданно зазвучала веселая музыка и на небольшой поляне показалась группа пляшущих горцев. Граф, неспособный равнодушно воспринимать как печаль, так и радость других людей, остановился, чтобы насладиться картиной незамысловатого удовольствия. Группа французских и испанских крестьян, жителей соседних деревень, под звуки лютни и тамбурина исполняла зажигательный танец, который сменился паваной[17].
Сравнивая эту сцену неподдельного народного веселья с картинами парижской жизни, где фальшивый вкус заменял естественную искренность, а притворство отравляло воздух, граф с грустью подумал, что простые радости и невинные удовольствия процветают лишь на лоне природы, в диких краях, и умирают в духоте светского общества. Однако сгустившиеся тени настойчиво напомнили о необходимости ночлега: оставив веселых горцев, путники поехали дальше, к гостинице, где предстояло остановиться.