Понятно, что надо было готовиться к надвигавшимся на Европу грозным событиям.
Однако и Петербург, и Париж, и Лондон даже сейчас были намерены продолжать дипломатические переговоров, прекращение которых привело бы к войне немедленно.
Сазонов делал все возможное, чтобы установить с Центральными державами хоть какую-нибудь общую точку зрения.
— Я, — сказал он французскому и английскому послам, — буду продолжать переговоры до последней минуты…
В беседе с Сазоновым германский посол сначала поинтересовался, будет ли Россия довольствоваться обещанием Австро-Венгрии не посягать на территориальную неприкосновенность Сербии, а затем попросил указать, на каких условиях она согласилась бы приостановить военные приготовления.
Сазонов взял листок бумаги и написал: «Если Австрия, признав, что австро-сербский вопрос принял характер вопроса европейского, изъявит готовность удалить из своего ультиматума пункты, посягающее на суверенные права Сербии, Россия обяжется прекратить свои военные приготовления».
Затем протянул бумагу послу.
Говоря откровенно, Сазонов не имел права идти так далеко в своих переговорах с Центральными державами.
«Я, — объяснил он свой поступок, — мог взять на себя ответственность за него только потому, что знал, что в глазах Государя единственным пределом уступчивости и примирительности служили честь и жизненные интересы России и что совет министров был настроен не менее примирительно, чем император Николай II».
Через несколько часов министр получил от посла в Берлине С. Н. Свербеева телеграмму, в которой тот сообщал, что передал статс-секретарю по иностранным делам его предложение.
Фон Ягов заявил, что считает предложение России неприемлемым для Австрии.
Но самым интересным в этом заявлении являлось то, что, явно забывшийся фон Яго говорил от имени Вены.
Сазонов же понял только одно: шансы на сохранение мира уменьшались с каждой минутой и пора было принимать соответствующие моменту меры.
Еще больше он убедился в своем мнении после того, как все тот же Свербеев в два часа дня сообщил ему, что декрет о мобилизации германской армии подписан.
С этим декретом была связана целая история.
В двенадцать часов дня 30 июля в Берлине появился специальный выпуск германского официоза «Lokal Anzeiger», в котором сообщалось о мобилизации германских армий и флота.
Свербеев сразу же отправил незашифрованную телеграмму в Петербург.
Вскоре ему позвонил фон Яго и опровергнул известие о германской мобилизации.
Свербеев отправил Сазонову новое послание. Однако на этот раз министр получил телеграмму со значительным запозданием.