вошел в зал. Он был статным, солидным, с красивым лицом, с рано облысевшим лбом и ледяными глазами. Тут же в зал ввели обвиняемых, чьи руки были связаны за спиной. На каждое дело отводилось всего десять минут. Зачитывалось короткое обвинительное заключение.
– Желаете сделать заявление? – спрашивал Фрейслер.
Обвиняемый что-то бормотал или в оправдание своих действий, или отрицая вину. Лучше б он промолчал, бедняга! Фрейслер набрасывался на него, начинал вопить, махать руками:
– Как, ты еще смеешь разговаривать?! Ты мерзавец, земляной червяк, давно потерявший честь! С такими, как ты, мы не церемонимся! Здесь имеет значение только одно – верность фюреру. Для нас, национал-социалистов, право определяется не так, как в демократиях. У нас на первом месте народ, а уж потом право!
Затем состоялся суд. Суд для формы удалялся на совещание. Назначенный адвокат почти всегда говорил, что «ничего не имеет добавить к словам господина председателя». После нескольких минут «совещания» Фрейслер возвращался:
– Именем немецкого народа…
Приговор: смертная казнь.
За тот час, что я провел в зале суда, к смерти были приговорены трое. Адвокат из Бреслау, за то, что в поезде, в присутствии члена партии, усомнился в «мотиве честолюбия», двигавшем заговорщиками 20 июля. Французский пленный, высказавший сомнения в количестве уничтоженных русских танков, сообщенном командованием. Двадцатилетняя немка, которая переспала с русским пленным, что режим расценивал как «преступление против арийской расы». Никогда не забуду отчаяния этой девушки. Мои курсанты были потрясены, о чем сказали мне на выходе.
– Молчите, молчите, – это все, что я смог им ответить.
Зато у Беттины Риббентроп никто не молчал. Старшая дочь министра иностранных дел рейха жила в отцовском дворце на Вильгельмштрассе. Риббентроп оборудовал для нее небольшую отдельную квартирку в заднем крыле большого здания, тоже наполовину разрушенного. Место было очень милым; у дома имелся маленький садик. Туда можно было незаметно проникнуть с боковой улицы.
Один из моих школьных друзей, князь Йоки Фюрстенберг, познакомился с Беттиной на коктейле. Он обнаружил у нее горячее желание поближе узнать молодых офицеров знаменитого Крампницкого училища.
– Это меня немного развлечет после партийных боссов и министерских клерков, – сказала она.
Однажды Йоки с загадочной улыбкой спросил меня:
– Хочешь, я представлю тебя Беттине Риббентроп?
– А почему бы не китайской императрице? – парировал я.
– Нет, это не шутка, я действительно знаком с нею. Она жаждет познакомиться с несколькими твоими сослуживцами.