сохранялись предубеждения, связанные с его латинской этимологией, поскольку подобное признание самого себя по-прежнему опиралось на сексистские, расистские и этноцентрические схемы (humanus – плюс, barbarus – минус; мужчина – плюс, женщина – минус; физические способности – плюс, инвалидность – минус и т. д.). С точки зрения постгуманизма введение термина «Homo sapiens» отмечает важную попытку поставить человека на одну доску со всеми остальными организмами; но в то же время, учитывая, что не все люди попали в эту категорию на равных правах, ее внутренняя иерархическая структура подрывает универсальность заявленной этой категорией претензии.
В части 2 этой книги мы занимались вопросом: какого «человека» должен сменить «постчеловек»? Мы исследовали то, может ли само понятие человека считаться носителем эксклюзивизма, который исторически развивался на его основе. В нашем исследовании мы выяснили, что номенклатуры не могут сохранять нейтралитет, поскольку они являются частью более общего аппарата социально-политического, а также экономического и символического значения. Обзор этимологических, а также таксономических корней показал, что идеологические ограничения, упакованные в сам термин «человек», могут объяснять его историческое наследие эксклюзивистского толка, допускавшее дегуманизацию других, которые признавались не-вполне-людьми. В действительности, и латинский термин «humanus», и научная категория Homo sapiens соотносили человека с определенной иерархией, в которой некоторые люди открыто или скрыто считались в большей мере людьми, чем другие. Эти сведения помогает осмыслить значение прибавления приставки «пост» к понятию человека. Философский постгуманизм – это пост-гуманизм, пост-антропоцентризм и пост-дуализм. В качестве пост-гуманизма он должен понять свое собственное генеалогическое наследие и в полной мере изучить, что из него может следовать, признавая ограничения и эффекты исторической конституции человека, который является не столько статическим, само собой разумеющимся понятием, сколько процессом или глаголом (гуманизировать), что объясняется его динамикой, а также воспроизводящимися, перформативными режимами функционирования этого понятия.
С пост-антропоцентрической точки зрения мы выяснили, что животные, не являющиеся людьми, постоянно полагались как символическое отсутствие: их присутствие обычно служило гегемонному полаганию человека. Дегуманизировать их было нельзя, поскольку в подобных схемах им онтологические права никогда и не предоставлялись. Подобный символический монолог, основанный на привилегии одного вида, допускал бесчеловечное отношение к «зверям» (так что сам этот термин стал означать «животное в противоположность человеку»