Чтобы Яльмар не понял его превратно, он кратко изложил свой план: «Почему мне нужна газета, просто для того, чтобы вложить в голову редакции весьма либеральные тенденции. Старых обид предостаточно, ни к чему вспоминать о них в стране, где население на 500 % разумнее руководства государства»>63.
* * *
Новые чувства Альфреда Нобеля к Швеции включали в себя и литературу. На его день рождения в октябре 1895 года Ингеборг снова послала ему книгу шведского автора, очень кстати родом из провинции Вермланд, ставшей ныне его домом. «Знаком ли ты с Сельмой Лагерлёф?» – спрашивал Альфред у Яльмара в письме, написанном вскоре после этого. «Ингеборг послала мне ее “Сагу о Йёсте Берлинге”. Прочти ее: книга весьма оригинальная, и, хотя развитие событий в ней еще менее логично, чем оно бывает в природе, стиль отличается шармом, который не может не вызывать восторга»>64.
Нобелевская премия Сельме Лагерлёф в 1909 году наряду с премией норвежцу Бьёрнстерне Бьёрнсону в 1903-м – те немногие среди Нобелевских премий, относительно которых мы можем быть уверены: Альфред лично поддержал бы такой выбор. Дебютный роман Сельмы Лагерлёф он прочел в Париже, где заметный интерес к скандинавским писателям и драматургам быстро пошел на спад. Французская культурная элита, не чуждая ксенофобии, дистанцировалась от всей иностранной литературы, наводнившей книжный рынок. В частности, скандинавские новинки стали восприниматься как чуждые и даже вредные.
В Париж вернулся Август Стриндберг. После успешной премьеры в 1893 году «Фрёкен Юлии», он получил также восторженные рецензии парижских газет на пьесу «Отец» в конце 1894-го. Большинство критиков благожелательно приняли и его роман о разводе «Исповедь безумца», вышедший в оригинальной версии на французском языке (Le plaidoyer d’un fou) в январе 1895 года. Однако в то же время это скандальное произведение Стриндберга способствовало и распространению среди французов скепсиса по отношению к скандинавским писателям. «Это просто чудовищно», – писала Берта фон Зутнер Альфреду Нобелю, прочитав роман>65.
Альфред приобрел Le plaidoyer d’un fou, но никак не комментировал.
В 1895 году больной и обнищавший Август Стриндберг ушел с головой в совершенно новую для себя область: науку. От его пансиона на Монпарнасе было совсем не далеко до Сорбонны, где ему удалось получить доступ в лабораторию (и где он, вероятно, сталкивался в коридорах с Марией Кюри). Однако дикие эксперименты Стриндберга заинтересовали скорее оккультистов, чем ученых. Похоже, он вознамерился потрясти основы наук, добавив в них влияние высших сил. Это были мысли, вполне уместные в тогдашнем Париже, где царила неоромантическая атмосфера рубежа веков. Наука не может объяснить все, а тем более управлять миром, так рассуждало все больше людей. Ведь она упускает из виду духовные и нравственные аспекты бытия.